Расстрельное время

«Начособого отдела 8 декабря 1920 г.

Южюгзападфронтов

тов. Манцеву

Донесение

Начальника Особого отделения

9 стр. дивизии Зотова П.

Керченский полуостров от Судака до Керчи включительно до настоящего времени занимала 9 дивизия, а посему Особотделению пришлось при занятии произвести регистрацию в двух городах Керчи и Феодосии всех оставшихся белогвардейских офицеров и чиновников. Во время регистрации прибыл уполномоченный ударной группы тов. Данишевский с данными ему инструкциями о белогвардейцах.

Приступив к выполнению, Тройка в составе Данишевского, Добродицкого и Зотова произвела следующую работу:

1. Из первоначально зарегистрированных и задержанных в Феодосии белогвардейцев в количестве приблизительного подсчета — 1100, расстреляно 1006 человек. Отпущено 15 и отправлено на север 79 чел.

2. Задержанных в Керчи офицеров и чиновников приблизительно 800 человек, из которых расстреляно 700, а остальные отправлены на север или отпущены.

Расстрелянных по приблизительному подсчету можно подразделить в процентном отношении так:

1. Генералов расстреляно всего 15 человек. Не мешает отметить из них двух: бывшего губернатора Екатеринославской губернии Шидловского и председателя корпусного Военно-полевого суда генерал-лейтенанта Троицкого.

2. Полковники и подполковники — 20% общего количества.

3. Капитаны и штабс-капитаны — 15%.

4. Поручиков и подпоручиков — 45%.

5. Чиновников военного времени — 10%.

6. Полицейских, контрразведчиков, приставов, стражников и других — 10%.

По окончании регистрации и облав в городе, приступаю по всему Керченскому полуострову к облаве людей с целью выявления скрывающихся офицеров и бежавшей буржуазии.

Начосободив и член Тройки П. Зотов».

Кольцов хотел позвонить Менжинскому еще вечером, после прочтения донесения. По из-за душевного дискомфорта решил отложить этот разговор до утра. Понимал, разговор будет тяжелый и к нему надо хорошо подготовиться.

Но ночью, взволнованный всем происшедшим, Кольцов подробно рассказал Кожемякину о своих последних днях в Феодосии, о схватке с Зотовым.

— Я думал, ты обо всем осведомлен, — нисколько не удивляясь, сказал Кожемякин. — Съездил бы в Керчь, там творится примерно такое же. Я так думаю, нигде столько крови не пролито, как в эти дни в Крыму.

— И вы так спокойно об этом говорите! — упрекнул Кожемякина Кольцов.

— Я пытался что-то предпринять. Написал довольно подробное письмо Менжинскому, изложил ему все свои соображения. Тишина. Написал Троцкому — тот же результат. А тут узнаю: Троцкий сказал, что он не приедет в Крым до тех пор, пока не будет ликвидирован последний контрреволюционер. Что Крым отстал в своем революционном движении на три года, и большевики обязаны быстро продвинуть его к общему революционному уровню России.

— Ну и как это должно выглядеть на практике? — спросил Кольцов.

— Вот Зотов и продвигает. На практике. Он — добросовестный исполнитель чужой воли. Но все идет не от него, а от верхов. От Землячки, Куна, Гавена, Маметова — людей, не без крови на руках. Ну и, вероятно, от Ленина, Троцкого.

— Что вы такое говорите! — упрекнул Кожемякина Кольцов.

— Хотел бы думать иначе, но факты не позволяют. — И, помолчав немного, добродушно проворчал: — А вы меня не слушайте! Старческое брюзжание!

Позвонил Кольцов Менжинскому утром. Начал рассказывать о серьезной размолвке с Зотовым, но Менжинский остановил его: