Расстрельное время

«Могучим ударом Красной армии разбит и уничтожен барон Врангель.

Трудящиеся могли бы наконец приступить к мирному труду, хозяйственному строительству, но на пути мирной трудовой жизни встают бандитские шайки Махно. Командование так называемой Повстанческой (махновской) армии отказалось выполнить требования Реввоенсовета фронта о расформировании его частей, с тем чтобы они влились в состав Красной армии. Кое-где они уже переходят к открытому неподчинению.

Махно и его штаб, послав для очистки совести против Врангеля ничтожную кучку своих приверженцев, предпочли засесть с остальными бандитами во фронтовом тылу. Теперь эти виды раскрываются. Господа махновцы занялись борьбой с транспортом, грабежами…»

Кольцов оторвался от чтения, поднял глаза на Фрунзе:

— Но ведь все это ложь. Повстанческая армия несет службу в районе Евпатории. Никаких грабежей не отмечено.

— Это — там, в Гуляйполе и вокруг него, — пояснил Фрунзе. — И Каретников тоже. Он отказался перейти в наше подчинение. Предложили разоружиться, не согласились. И что дальше? Мощное военное соединение в наших тылах. Но не отвлекайся, читай дальше.

Кольцов снова вернулся к тексту приказа:

«…Производится мобилизация крестьянства, главным образом кулацкого населения. Усиленно ведется агитация среди многочисленных военнопленных белогвардейцев. Частям Южного фронта не остается ничего иного, как приступить к активным действиям против махновских банд.

Поэтому, приказываю:

1. Борьбу вести со всей решительностью и беспощадностью, ставя задачей полное истребление банд и уничтожение очагов бандитизма.

2. По занятии районов расположения махновских отрядов, провести беспощадное разоружение всего населения.

3. В случае выхода каких-либо частей противника из-под наших ударов, вести конными частями безостановочное преследование, имея в виду полное уничтожение шаек…».

Дальше шел целый перечень мер, которые должен был предпринять Южный фронт для окончательной ликвидации махновщины.

Подпись под приказом стояла: «Председатель РВСР Л. Троцкий».

«Вот и вся разгадка», — подумал Кольцов. Ещё раньше, разговаривая с Фрунзе о передаче Крыма махновцам, Михаил Васильевич ловко уходил от прямо поставленных вопросов. Вероятно, он уже тогда знал то, о чем лишь иногда догадывался Кольцов.

— Но зачем было заключать Старобельское соглашение? — спросил Кольцов. — Зачем вся эта ложь?

Фрунзе с некоторым сочувствием, как на несмышленого ребенка, посмотрел на Кольцова.

— Я ведь не однажды говорил с вами о желании махновцев получить Крым, — продолжил Кольцов. — Вы уходили от прямого ответа. А ведь они, помогая нам, проливали кровь. Много крови. Неужели они не заслужили иной участи?

Фрунзе присел напротив Кольцова:

— Уважаемый Павел Андреевич! Скажите, могли ли мы, большевики, позволить кому-то строить коммунизм по иному рецепту, кроме предложенного Лениным? Зачем нам нужны, в нашем новом государстве, оппоненты?

Кольцов молчал.

— Но мы ведь могли обойтись без этого Старобельского обмана? — наконец сказал он.

— Могли. Но это стоило бы нам много лишней крови. У нас не было иного решения. В наших тылах находилось довольно мощное воинское соединение с умным и талантливым командиром. Я имею в виду Нестора Махно. И куда направил бы он свои силы, мы не знали.

— И что теперь? Опять война?

— Ну, какая война? Неделя-две, и со всеми бандами будет покончено.

Кольцов хотел и боялся задать вопрос, ради которого почти всю ночь добирался сюда:

— И как вы собираетесь поступить с арестованными командирами Повстанческой армии? Они верно служили нам, и немало нам помогли.

Фрунзе ответил не сразу. Он встал, прошелся по кабинету и лишь затем коротко ответил:

— Сегодня ночью их расстреляли.