Товарняк не такое большое расстояние тащился почти что трое суток, отстаиваясь в каких-то закутках, загружаясь и разгружаясь, цепляя и отцепляя вагоны.
Мы с Петлюровцем отправились в те же места. К сожалению, не в привычном мягком вагоне, а в куда менее комфортом интерьере. Путь лежал в погранзону, а там лучше не привлекать к себе лишнего внимания. Поэтому ехали в техническом вагоне, использующемся для определения исправности путей и мостов, в качестве работников путейской бригады. Благо «сочувствующие» и тут оказались на высоте… Эх, сколько же на железной дороге врагов социализма пригрелось.
Спецвагон был прицеплен к особому товарному эшелону с каким-то важным народно-хозяйственным грузом, поэтому шел быстро, почти без остановок.
Пристроившись на узких лавочках в тесном проеме среди ящиков с инструментами, между какими-то сложными аппаратами с самописцами, мы с Петлюровцем беседовали за судьбы мира и Отчества.
– А ты не думал о том, насколько по сути своей мелки и убоги наши враги? Они мыши, тащащие сыр со стола. Россия – великая держава. Украина при ней является частью великого, а значит, и сама велика. А вне России это лишь вздорный, кичливый и невежественный сброд, хуже племени папуасов, – выдал Петлюровец.
Все же мне порой казалось, что он оттачивает в уме фразы для своего будущего грандиозного фолианта о сути украинства, которым обещал заняться по выходе в отставку.
– Ты не представляешь, Борис Александрович, как я устал от этого набившего оскомину национального вопроса, – покачал я головой. – Великие украинцы. Великие казахи. Великие русские шовинисты. Вот скажи, кому эта вся рухлядь нужна? Мы строим новый мир, а эти радетели за свои народы размениваются на сказки о былом величии каких-то племен и буржуазных наций. Мы вершим будущее, а они тянут нас в прошлое. Почему?
– Потому что таковы люди.
– И что, теперь их за это расцеловать? И вместо строительства социализма тратить силы на сохранение всех этих вышиванок, лаптей и плясок вприсядку? По армейскому моему разумению при решении грандиозных задач строительства нового государства новой эпохи главное – это единоначалие и единообразие. А вся лирика и высокие романтические чувства с народными песнями – это пожалуйста, но в свободное время. А свободного времени у солдата должно быть как можно меньше. Так и надо будущее строить, а не на стихах Шевченко и Фирдоуси, которые волшебным образом дают право причислять себя и своих земляков к более возвышенным народам и птицам высокого полета.
– Не торопись, Саша, – засмеялся как-то обидно-снисходительно Петлюровец. – Прошлое – это ведь тоже будущее.
Я призадумался и заключил:
– Философски сказано. Но сложновато для меня.
– Твоя беда в прямолинейности, – назидательно произнес Петлюровец. – И в молодости.
– Ну, молодость не вечна.
– Так и твоя наивность тоже не навсегда, – усмехнулся Петлюровец.
Я прикинул, а не обидеться ли мне. Потом решил, что лень. Допил чай и пристроился на узкой скамеечке. Под перестук колес сон сморил быстро. А разбудили меня ехавшие с нами путейцы, объявив, что прибываем и нам пора выматываться.
У товарной станции подобострастный мужичок с ноготок загрузил нас на подводу и препроводил в логово – на хутор, расположенный в лесах за чистенькой польской деревней.
Следующим вечером мы встречали нужный нам товарняк на отводных путях, куда он был отогнан под разгрузку. Завербованный нами железнодорожник поколдовал с печатью. И отодвинул в сторону деревянную дверь вагона, откуда пахнуло запахом стружки.
– Выходите, хлопцы! – радостно заорал он. – Конечная!
Хлопцы вышли. Инженер спрыгнул, едва удержавшись на онемевших ногах, обалдевший от путешествия и не веривший, что оно закончилось. Следом вылез Одессит, тоже помятый, но, как обычно, крайне оптимистичный.
– Прочь качающуюся палубу. Здравствуй, берег! – он белозубо улыбнулся.
Железнодорожник проводил нас окольными путями в темный переулок, где нас ждала подвода. Напоследок приглушенно, но с видимым удовольствием произнес девиз Украинской Народной Республики, скончавшейся в муках в 1920 году:
– Слава Украине!
– Слава, – поддакнул я для убедительности и крепко обнял верного «сподвижника», сдержав порыв раздавить его в объятиях, чтобы он треснул, как грецкий орех.
Наш путь лежал все в то же логово, все с тем же мужичком с ноготок и все на той же подводе.
По дороге, подпрыгивая на колдобинах, так что зубы стучали, Одессит причитал:
– Я что, ваш хваленый Буратино из «Золотого ключика» – среди деревянных чурок двое суток! Начальник, это был подвиг. И мне положена награда в виде усиленного питания!
– Барабан тебе на шею положен, Одесса, – хмыкнул я. – Не кипишуй, а работай. И тебе воздастся сторицей.
– Вот так всегда: на тебе дулю, купи себе трактор, а на сдачу застрелись!