– Вадим, – сказал он голосом, из которого вдруг исчезла жесткость. – Из этого дела нельзя выйти просто так.
Таким голосом отец наставляет непутевого сына. Глупый мальчишка еще не представляет всей серьезности ситуации, и отцу, с его жизненным опытом, очень хочется помочь несмышленышу.
– Здесь такие люди и такие интересы, что мы уже не вольны распоряжаться собой. Мы с тобой, Вадим, лишь два маленьких колесика в большом механизме. И ключ от этого механизма не у нас в руках.
– Вы говорите об «Экотехнике»?
– Сейчас я говорю о нас с тобой. Стисни зубы, Вадим, и работай. Я тебе отдаю приказ, какие у тебя могут быть сомнения? Ты солдат, тебе приказали.
– Это преступный приказ.
– Приказ преступным быть не может.
Христич расцепил наконец пальцы и потер ладонь о ладонь. Все равно это был нервный жест.
– Все готово, Вадим. Подготовительная работа проведена, осталось то, что можешь сделать только ты. У нас сроки, очень жесткие, и мы уже горим, поверь.
Все еще уговаривал, не сознавая, насколько это бессмысленно.
– Я и пальцем не шевельну, – сказал Корнеев. – И так уже захлебываюсь кровью. Раньше я считал, что выполняю свой долг. А оказалось… – Он запнулся, словно не видя смысла повторять уже говоренное.
Христич молчал. Время для них будто остановилось. Минутная пауза казалась секундой.
– Я теперь бесполезный для вас человек, – произнес наконец Корнеев. – И чем быстрее вы это поймете, тем лучше.
– Нет, ты еще пригодишься, – вздохнул полковник.
– Вряд ли.
– Пригодишься, – упрямо повторил Христич. – И работу свою сделаешь на совесть. Меня ты можешь не любить и о своей жизни, к примеру, нисколько не печалиться, но…
Выдвинул ящик и выложил на стол перед Корнеевым желтый пластмассовый осколок. Корнеев вряд ли догадался бы сразу, что это такое, если бы на осколке чем-то острым не было неровно выцарапано: «КОРЕНЬ». По надписи Корнеев и узнал вещицу – корпус от картриджа к игровому компьютеру. Димка всегда помечал свои картриджи, чтобы не перепутать при обмене с приятелями. «Корень» – так прозвали его в школе.
Корнеев поднял глаза. Христич смотрел на него с холодком, но во взгляде угадывался еще и интерес исследователя.
– С ним все в порядке, – успокоил полковник. – И с женой твоей, и с сыном. И ты их увидишь, конечно. Но только позже.
Позже – это когда он застрелит Полутягова и Яншина. Две смерти чужих ему людей в обмен на жизни жены и сына.
– Где они? – спросил Корнеев, чувствуя, что еще немного – и разорвется сердце.
– Кто? – изобразил непонятливость Христич.
– Жена и сын.
– Они в безопасности, Вадим. И ждут не дождутся встречи с тобой.
– Вы не очень-то церемонитесь, – признал Корнеев. – Раньше я и вообразить бы не мог, что вы на такое способны. Но раз все мы – всего лишь члены банды…
Христич усмехнулся:
– Мы на государственной службе, Вадим. И зарплату получаем от государства.
– Вот только работаем на бандитов.
– Тебе все видится в двух красках: черной и белой. Жизнь сложнее. Там, наверху, над нами, – Христич ткнул пальцем в потолок, – идет большая грызня – за власть, за деньги. Клан на клан, и если уж сшибутся, то до крови. Думаешь, я с самого начала знал, с какими целями организовали наше подразделение? Тоже думал, что будем зарвавшихся бандитов отстреливать. А повернулось вот как.
– И давно у вас глаза распахнулись?
– Давно, – спокойно ответил Христич.
– Что ж в отставку не ушли?
– А почему я должен уходить?
– Нечестными делами ведь занимаетесь.
– Сейчас нечестных дел нет, Вадим. Такие времена. Ты думаешь, все эти Полутяговы и Яншины – святые люди? Они тоже готовили подразделение, подобное нашему. Молотов распорядился, и дружок твой, Захаров, землю носом рыл, готовя расстрельную бригаду.
И вот при упоминании имени Захарова Корнеева будто осенило, он даже вздрогнул. Поспешно взглянул на полковника, но тот ничего не заметил, смотрел поверх головы собеседника.
– Помнишь того парня, которого ты поневоле застрелил в подвале цеха? Ну, когда тебе Молотов устроил первое испытание.
Христич наконец опустил глаза. Но по лицу Корнеева уже ни о чем нельзя было догадаться.
– Он провинился перед Молотовым, отказавшись войти в расстрельную бригаду. И его казнили – твоими руками. Так что порядки везде одинаковые, Вадим.
Сказал и посмотрел выразительно. Это он Корнееву предсказывал судьбу. Ослушников ждет расстрел. И церемониться не будут. Мог бы и не тратить время на угрозы. Корнеев давно все прекрасно понял, но на всякий случай уточнил:
– Неужели действительно убьете?
– Убьем, если ты этого еще не уяснил, – подтвердил Христич. – И тебя. И твою жену. И ребенка.
Шутки кончились. Начиналась суровая проза. Отказаться от участия в операции – убьют сразу. Согласиться – убьют потом. В живых не оставят в любом случае. Потому как ослушавшийся раз может ослушаться вновь.