Расстройство сна

Он посмотрел на своё отражение. Оно ответило ему взглядом воспаленных глаз. Он выглядел…

Биллу пришлось признать — он выглядел психом.

Его сердце болело — будто бы что-то умирало в его груди. Медленные, тяжёлые удары. Его тело казалось ему тесным, стягивающим. Билл подумал о перекрученных между собой проводах, а после вспомнил слова Энни про инсульты и сердечные приступы.

Он присел на обоссаную кровать, расправил рукав тонометра и замерил давление. Оно было чудовищно высоким.

Первые лучи солнца проникли в комнату. Он несколько раз глубоко вздохнул, потом сходил на кухню и принял свою утреннюю доху лекарств. Закрыл глаза, подышал ещё немного. Потом выпил огромный стакан апельсинового сока, который неплохо его взбодрил. Через несколько минут он начал чувствовать себя гораздо лучше, напряжение начало уходить. Провода начали раскручиваться.

Ладно, — подумал он. — Не принимай всё близко к сердцу. Теперь ты взял себя в руки. Какой бы ни была проблема — исправь её. Контролируй ситуацию.

— И проблема, — произнёс он вслух, — кроется прямо здесь.

Он ударил по кнопке воспроизведения диктофонной записи.

Сначала было тихо. Потом раздались первые нотки храпа.

Потом много храпа. Глубокие, почти гортанные звуки дыхания, которые вызывали у него отвращение. Господи Иисусе, — подумал он. — Звучит так, будто кто-то тонет!

А потом начались стоны. О, боже. Он действительно стонал во сне! Как будто кто-то или что-то мучало его во сне, измывалось над ним, превращало его в старого и слабого нытика. Это было почти так же отвратительно, как храп.

После этого раздался какой-то булькающий звук. Долгий и протяжный. В иных обстоятельствах он бы посмеялся над ним. Это могло быть в какой-нибудь комедийной передаче про скрытую камеру — чувак спит, но при этом издаёт больше звуков, чем целый дом престарелых. Это было забавно, если не думать о том, что звуки исходили из его собственной глотки.

И снова храп.

И снова стоны.

Комбинация того и другого.

А потом…

А потом он заговорил.

— Я думал, у тебя всё на мази, — произнёс он. А потом добавил ещё что-то, но диктофон этого не различил.

— Ты должен был это предвидеть.

Невозможно было понять, сколько времени прошло между двумя фразами — диктофон включался лишь когда улавливал звуки.

— Ты должно быть слышал группу «Грейтфул Дед», — сказал он. — У них была песня «Питер и Волк», ну ты её знаешь. «Я сказал лишь — заходи…» И ещё. Этот пистолет потеет на жаре, не правда ли…

— …Это шумная комната…

— …Мы попались им с Ру Роулзом. Они заперли нас, не оставив нам ничего кроме бутылок с молоком и супом…

Что за херня? Во всём этом не было никакого смысла.

А после…

— Что за куча идиоток. Куча тварей. Да знаю я, знаю. Я что, совсем тупой, по их мнению?

О ком он говорил?

— Суки, все они суки.

Внезапно Билл понял, о ком идёт речь.

— Я им ещё покажу.

Короткий, очень злой смешок.

— О, да. Ты должен быть на коне, если хочешь оставаться в игре. Ты должен контролировать себя. Убей, или будь убитым. Всех грызи, или живи в грязи. Никто не смеет отнять у меня.

Разумеется, Билл разделял эту несложную философию. Это точно были его слова. Он улыбнулся. Он всегда был собой, неважно — во сне или наяву.

Когда он услышал следующие слова, его улыбка померкла.

— Да, я их всех поимел. У меня всё их дерьмо, все ценные бумаги, коллекция, прямо за диваном. Тупые сучки…

Долгая-долгая серия храпов и стонов.

— Блядь, — сказал он вслух. — Боже, Святый.

Он произнёс буквально худшую из возможных вещей. Он замер не дыша, его глаза перестали моргать, он сам не мог поверить в произошедшее. А после он снова расслабился.

Чего это я тут сру кирпичами, — подумал он. — Может быть ночью я и проговорился насчёт моей заначки, да только Энни рядом со мной не было. Она ведь съехала отсюда!

Из всех ночей, в которые он мог проговориться, он выбрал ту, когда её уже не было дома!

И всё же…

Надо ведь всё проверить, правильно?

Это не было неуверенностью или паранойей. Всего лишь осторожность. Энни никоим образом не могла узнать про его тайник.

Билл зашёл в гостиную и отодвинул диван — а после он сам не знал плакать ему или кричать, разнести квартиру на куски или просто лечь на пол и сгнить.

Стенная панель была отсоединена.

Он встал на колени и заглянул внутрь.

Всё пропало. Разумеется, там ничего не было.

Ценные бумаги, коллекция монет, пара с лишним незаконно нажитых миллионов долларов.

Всё исчезло.

Осталась лишь записка, написанная цветистым почерком Энни:

МУДАК