Рассудку вопреки

— Это письма с выражениями соболезнования, я уже подготовил на них ответы, вам остается лишь поставить свою подпись.

Подпись. Что ж, это ему вполне по силам.

— Во второй стопке поздравления по случаю наследования вами герцогского титула.

— В самом деле? Это кажется слегка бестактным.

— Думаю, вы увидите, сэр, что они изложены самым деликатным образом.

— И?

— Написавшие выждут по крайней мере еще две недели, даже месяц, прежде чем обратятся к вам с какими-либо просьбами.

— Исключительно тактичные и тонкие люди.

— Да уж. Я взял на себя обязанность ответить на эти письма от своего имени, поскольку большое количество неотложных дел не позволяет вашей светлости ответить на все письма лично.

— Я бы не смог сформулировать лучше. А те письма?

— Это послания от членов королевской семьи, министров и близких знакомых вашего отца. Я подумал, что на эти письма вы захотите ответить лично.

Блейку меньше всего хотелось этим заниматься, поскольку стопка писем, хотя и была меньше остальных, все же выглядела пугающе внушительной. Блейк вытянул ноги, ему хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, желательно верхом на лошади. Уже не в первый раз ему пришло в голову открыть свою тайну Хезерингтону.

Не теперь. Притворство и увиливание настолько впитались в его плоть и кровь, что он просто не решался на признание.

— Вы очень добросовестно выполнили свою работу, — похвалил Блейк секретаря. — Надеюсь, что все они оценят оказанную им честь, когда им придется разбирать мои каракули. — Он указал на груду печатной бумаги в руках Хезерингтона. — Что это? Еще более длинные и подробные отчеты для моего развлечения?

Секретарь ответил коротким смешком.

— Как вы и просили, я сопроводил каждый отчет кратким изложением, выделив самые важные моменты.

— Надеюсь, наиболее кратким.

— Но есть несколько, которые вы захотите прочесть сами.

— Сомневаюсь в этом.

— Они все очень короткие.

— Прекрасно. Вы прочитаете их вслух, пока я буду подписывать эти письма.

Обмакнув кончик пера в чернильницу, он взял первое письмо из стопки и замер. Уже давно Блейк натренировался ставить свою подпись, но сейчас этот навык не мог ему помочь. Он никогда не подписывался как Хэмптон. К счастью, первая буква далась ему легко.

Даже если подпись получится с обратным наклоном, ее все равно узнают. Блейк решительно начертал размашистое «X», а остальную часть имени нацарапал неразборчивыми закорючками.

— Едва не подписался «Блейкни», — пробормотал он, обращаясь к стоявшему за его плечом Хезерингтону. — Ну, что там дальше?

Он привык воспринимать информацию на слух, так что без особой сложности ухватывал суть доклада и принимал необходимое решение. Точно так же он работал с управляющим поместья в Девоне, ту же схему использовал и с Бленкинсоном, который заведовал управлением другими поместьями.

— Только вопрос о деньгах на расходы герцогини.

— Я полагал, что эти средства оговорены в завещании.

— Я имею в виду супругу вашей светлости. Суммы, оговоренной в брачном контракте, сейчас, вероятно, будет недоставать.

— Тогда удвойте сумму. Этого хватит?

— Более чем. Мне сообщить об этом ее светлости?

— Я сам это сделаю.

Блейку было необходимо поговорить с Минервой. Он прокрался в ее постель, словно тайный любовник, и ушел перед рассветом. Подавленный горем, он избегал любого другого источника эмоционального стресса. Только это давало ему возможность оправдать ожидания тех, кто надеялся, что он станет достойным преемником старого герцога, и разочаровать тех, кто рассчитывал на его провал. После церемонии погребения отца Блейк надеялся испытать чувство некоторого облегчения и завершенности, но так и не обрел его. Он направился к жене, потому что отчаянно нуждался в простом человеческом общении. Блейк хотел лишь поговорить с ней, может даже, обнять, но, почувствовав жар ее тела, не устоял. Соитие получилось быстрым и неполноценным, но дало ему столь необходимую разрядку. Последний раз Блейк плакал еще в далеком детстве, и сейчас ему не хотелось об этом думать. Но глубоко внутри он все-таки признавал, что эти слезы, как и ее бессвязные слова утешения, помогли ему. Прежде чем провалиться в глубокий сон, он, прижавшись к горячему телу Минервы, испытал состояние безмятежного спокойствия.

Их ссора в Париже не шла у него из головы. Она говорила жестокие вещи, и сейчас его мучило то, насколько Минерва была недалека от истины, и если бы она только знала, насколько недалека.

— Где ее светлость? — спросил он секретаря.

— Полагаю, принимает визитеров в желтой гостиной.