Читаем Рассудку вопреки (вариант первых глав романа 'Мы идём в Индию') полностью

В конторе Калмыкова сказали, что обоз на Семипалатинск отправляется скоро. Во дворе возле складов увязывали тюки: преимущественно строительные инструменты и ещё вар, дратву, деревянные сапожные гвозди, льняные нитки. Старший возчик, строгий, с толстыми усами и редкой рыжей бородой, сказал мне: дадено распоряжение взять тебя в обоз. Он осмотрел мою одежду:

— Не продует? За Павлодаром ох и сильны же ветра.

И отошёл от меня.

На мне подшитые короткие валенки, хлопчатобумажные шаровары, такая же куртка на ситцевую рубашку, а поверх довольно тощее пальто с вытертым воротником шалью из кенгуру. Не хватает тёплого шарфа и меховых рукавиц. Купить бы, а на что? Правда, в деревянном сундучке у меня хранится дряхлый длиннополый сюртук, гуттаперчевая манишка, такие же манжеты, галстук-бабочка с той замечательной грязной маслянистостью, которая издалека делает его атласным, бронзовые запонки, оставляющие зелёный отпечаток не только на манишке, но и на пальцах, пять-шесть книг, тетрадка со стихами, ящик с гримом, кое-какие факирские принадлежности, необходимые для «опытов», и, наконец, письменный прибор из плохой уральской яшмы. Если бы я хотел всё это продать, я бы едва ли выручил и один рубль. Толкучки и рынки переполнены различным имуществом, которое распродают переселенцы и безработные.

Послать бы отцу телеграмму о выезде, купить бы родным какой-нибудь подарок. А на что? Ну подарком посчитаем этот письменный прибор из яшмы. Он достаточно тяжёл для того, чтобы отец мог рассказывать, будто прибор этот попал в его руки во время русско-японской войны, а раньше принадлежал китайскому императору, который обучался писать по-европейски чернилами и пером.

Я никогда не перестану удивляться могучей фантазии моего отца. Ах, как хорошо бы послать ему телеграмму! Отец пользуется в станицах громадным уважением. Я уже представляю себе, как по укатанному снежному пути мчится верховой казак из Семиярского почтово-телеграфного отделения в посёлок Лебяжий. Время от времени он сдёргивает малахай и вытирает им лицо, мокрое от волнений. Он кричит всем встречным: «Депешу везу».

И скачет мимо них с такой быстротой, что они могут подумать, будто он везет депешу учителю Иванову от самого русского царя.

Вот какова была сила моего воображения, но денег-то на телеграмму не было!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии