— Нас всех, — не смутилась она, — и меня, и, всех наших девочек. — То есть вы угнетенная часть женского коллектива?
— Пусть только попробуют нас угнетать. — Оля закинула ногу на ногу. Когда дело касалось женской свободы, она садилась на своего конька;
— А кто именно вас угнетает? Одна Елена Витальевна? Но вы сказали «они».
— Есть тут разные деятели, — не ответила на вопрос Оля, — каждая считает себя Эйнштейном и Афродитой в одном лице.
— А вы не считаете?
— Нет, не считаю. По-моему, любой женщине прежде всего нужно определять свою личную судьбу. Думать о своей жизни, а не о позитронах.
— Ну, это спорный вопрос.
— А по-моему, все ясно. И когда женщина нормально устроиться не может и рядом нет порядочного мужчины, она начинает разную фигню придумывать, говорить о своей любви к науке. Или еще хуже, посадит рядом мужика и сидит, как собака на сене, считая, что он только ей принадлежит.
— У вас стройная теория разработана, — заметил Дронго. — Значит, отношения с Моисеевой у вас не сложились?
— Нет, не сложились. Я ей в тот вечер объясняла, что листок все равно высохнет. А она меня заставила все перепечатать. Ну как можно быть такой занудой?
— У меня еще один вопрос. Что вы думаете о сотрудниках вашего отдела? Вы могли бы их охарактеризовать?
— Всех?
— Всех не нужно. Тех, кто был в тот вечер в лаборатории. Зинков, Шенько, Коренев, Алексанян.
— Нормальные ребята, без комплексов. Кто именно вас интересует?
— Все четверо.
— Алексанян немного зануда, но добросовестный и пунктуальный. Шенько работает здесь, по-моему, еще с доисторических времен, говорят, пришел сюда сразу после окончания института и двадцать пять лет протрубил в нашем отделе. Вот это кадр. Какой характер нужно иметь, чтобы двадцать пять лет ходить на работу в одно и то же место.
— А Зинков?
— Что Зинков? Хороший ученый, говорят, будет со временем директором института. Ученик моего дяди. — Вы знакомы с его супругой? — Имела удовольствие, — сухо сообщила Оля. — Она работает начальником другого отдела.
— У вас еще работает Коренев?
— Сашенька потрясающий мальчик, — оживилась Оля, — тихий и застенчивый. Таких сейчас уже нет. Он даже краснеет, когда со мной разговаривает. Честное слово, мне иногда хочется его совратить. По-моему, он еще девственник.
— Вам не говорили, что у вас злой язычок?
— Все время говорят. Но я к этому привыкла. В кабинет вошел Сыркин. Он посмотрел на Ольгу, оценил ее ножки, вызывающе поднявшие мини-юбку. Покачал головой.
— Елена Витальевна права, — сказал он, — нужно вам запретить появляться на работе в таком виде.
Ольга вскочила, сверкнув глазами.
— Все ко мне придираются, — зло бросила она. — Вроде я ничего не понимаю. Вот и с Аллой так было. Вы все ее не любили.
— Ты хоть при посторонних глупости не говори, — строго заметил Сыркин. — Почему мы ее не любили? Кто тебе сказал? Я к ней очень хорошо относился.
— Вы ко всем хорошо относитесь, — улыбнулась Ольга, — я не вас имела в виду.
— Ну тогда тем более нечего языком молоть. Оля улыбнулась еще шире. Это был человек, который умел радоваться жизни.
— У вас есть еще вопросы? — спросила она у Дронго.
— Нет, — ответил тот, улыбаясь в ответ.
— До свидания. — Оля вышла из кабинета, не оглядываясь.
— Вот характер, — мрачно констатировал Михаил Михайлович.
— Что-то случилось? — спросил Дронго, заметив его подавленность.
— Только что Носов нашел журнал. Еще один. Я уже не знаю, что делать. Будем обыскивать всех при входе.
— Где нашел?
— У себя в кабинете. Он на первом этаже сидит. Кто-то вошел к нему в кабинет и бросил журнал на стол. Да просто издеваются над нами!
— Нет, — нахмурился Дронго, — боюсь, что нет. Кто-то усиленно хочет убедить нас, что в институте появился маньяк.
— А вы думаете, его не существует?
— Как раз наоборот. Маньяк существует. Но я думаю, что это маньяк совсем иного сорта. Пойдемте вниз, мне еще нужно познакомиться с двумя женщинами и десятком ваших мужчин, которые находились в тот вечер на территории института.
— Может, вы пообедаете?
— Нет, я боюсь опоздать.
— Что? — не понял Михаил Михайлович.
— Мне кажется, что ежедневные напоминания о себе не случайны. Убийца имеет какой-то свой план, и мы должны сделать все, чтобы ему помешать.
Глава 8
Они спустились вниз. День заканчивался, и даже в научном институте царило то оживление, какое бывает перед уходом домой в любом многолюдном коллективе. Сыркин шел первым. Непосредственно под кабинетом Моисеевой находился кабинет начальника отдела Фирсовой. Сыркин тихонько постучался.
— Войдите, — раздался молодой сильный голос.
Михаил Михайлович пропустил вперед Дронго. В этом кабинете начальника отдела тоже все было очень функционально, все было подчинено работе, но здесь работала женщина. Об этом говорил и тонкий аромат французской косметики, и пестрый веер разноцветных фломастеров и ручек, раскинувшийся на столе, и копия «голубых танцовщиц» Дега, висевшая на стене и создававшая некое подобие уюта.