Рассуждения кота Мура

Там для смерти места нет,
Где любовь не умирает.
Если грустен был рассвет,
Вечер ярко засияет!

– Мейстер, – воскликнула Юлия, поднявшись со стула и с глубоким удивлением прислушиваясь к речам старика, – мейстер, с кем вы говорите? Что вы хотите делать? Вы назвали имя «Северино». Праведное небо! Не тем ли именем назвал вас и принц, когда он оправился от своего ужаса? Какая страшная тайна скрывается в этом?

При этих словах Юлии сейчас же прошло приподнятое настроение старика, и на лице его появилось какое-то странное, комическое выражение притворной приветливости, давно уже на нем не бывавшее; это выражение удивительно противоречило прямодушию всего его существа и придавало его внешности характер неприятной карикатуры.

– Прекрасная девица, – заговорил он резким тоном, которым хвастливые фокусники расхваливают обыкновенно свои чудеса, – потерпите немного, и вскоре я буду иметь честь показать вам здесь, в рыбачьем домике, удивительные вещи. Эти танцующие человечки, маленькие турки бог знает сколько лет уже живут на свете; эти автоматы, попугаи, бесформенные картины и оптические зеркала – все это прекрасные магические игрушки; но лучшего у меня еще нет. Там моя невидимка; заметьте, она сидит наверху в стеклянном шаре; но она еще не говорит, она утомлена долгим путешествием, так как приехала прямо из дальней Индии. Через несколько дней, прекрасная девица, явится моя невидимка, и мы расспросим ее про принца Гектора, про Северино и про другие события прошлого и будущего!.. Теперь же будет только маленькая забава.

И мейстер забегал по комнате с быстротой и живостью юноши, завел машины и установил магические зеркала. Во всех углах началась жизнь и движение: автоматы заходили по комнате, покачивая головами, петух захлопал крыльями и запел, попугаи пронзительно закричали, а сама Юлия и мейстер Абрагам стояли и в комнате, и на дворе. Странное настроение мейстера навело на Юлию ужас, несмотря на то, что она достаточно привыкла к подобным представлениям.

– Мейстер, – сказала она в испуге, – мейстер, что с вами случилось?

– Дитя, – ответил мейстер со своей обычной важностью, – дитя, со мной случилось нечто прекрасное и чудесное, но не следует, чтобы ты это знала. Теперь же пусть эти живые мертвецы проделывают свои штуки, а я тем временем сообщу тебе многое, что тебе нужно и полезно узнать… Моя милая Юлия, твоя мать замкнула от тебя свое материнское сердце, я же хочу открыть его тебе, чтобы ты, заглянув туда, увидела грозящую тебе опасность и могла ее избегнуть. Узнай же прежде всего без дальнейших рассуждений, что мать твоя твердо решилась не более не менее, как…

(М. пр.) …я предпочитаю это оставить. Юноша-кот, будь скромен, как я, не спеши сейчас же выражать свою мысль стихом, когда есть в распоряжении прямая и честная проза. В книге, написанной прозой, стихи должны играть роль сала в колбасе, то есть, будучи рассеяны там и сям маленькими кусочками, придавать целому блеск и сочность, а вкусу – приятную сладость. Я не опасаюсь того, что мои коллеги по перу найдут это сравнение низким и неблагородным, так как оно относится к нашему любимому кушанью: в самом деле часто хорошие стихи так же полезны для посредственного романа, как жирное сало для тощей колбасы. Я говорю это как кот с эстетическим образованием и опытностью… Согласно моим философским и нравственным правилам, все отношения, образ жизни Понто и вся его манера подслуживаться господину должны были казаться мне недостойными и даже немного жалкими, но меня поразили его непринужденные манеры, изящество и приятная легкость в светских отношениях. Я всеми силами старался себя уверить, что я с моим научным образованием и с моей серьезностью во всех начинаниях стою́ значительно выше несведущего Понто, который только иногда на лету схватывает что-нибудь из наук. Но какое-то непобедимое чувство говорило мне, что Понто везде бы меня затмил; я чувствовал себя вынужденным признать, что есть более почетное звание, и к нему причислял пуделя Понто.