Рассуждения кота Мура

– Милый сын мой Иоганн, – приветливо улыбаясь, сказал аббат, – наши отношения теперь уже совсем не те, что были еще несколько часов тому назад. Настойчивость, твердость ума, а главное – глубокое чувство справедливости, развитое в вашей душе, как чудное пророческое ясновидение, делают вместе больше, чем самый острый разум и самый опытный, всюду проникающий глаз. Ты доказал это, мой Иоганн, употребив данное тебе в руки оружие, действие которого ты не совсем хорошо знал; ты воспользовался им так искусно и своевременно, что сразу повалил на землю врага, которого самый обдуманный план, быть может, не так легко выбил бы из позиции. Ты, сам не зная того, оказал мне, монастырю, а главное, может быть, церкви, услугу, выгодные последствия которой нельзя даже предвидеть. Я хочу и должен быть к тебе вполне справедлив, я отворачиваюсь от тех, которые хотели неверно изображать тебя к твоему ущербу; ты можешь рассчитывать на меня, Иоганн! Я позабочусь об исполнении прекраснейшего желания, покоящегося в твоей груди. Твоя Сицилия… ты знаешь, какое кроткое создание я разумею… Но теперь довольно об этом. То, что хотел ты узнать о том ужасном событии в Неаполе, я могу сказать тебе в нескольких словах. Во-первых, нашему достойному брату Киприану угодно было пропустить в своем рассказе одно маленькое обстоятельство. Анджела умерла от яда, который он дал ей в адском безумии ревности. Мейстер Абрагам находился в то время в Неаполе под именем Северино. Он надеялся напасть на след своей утраченной Кьяры и действительно напал на него, когда встретил старую цыганку по имени Магдала Сигурд, которую ты уже знаешь. Старуха обратилась к мейстеру, когда случилось ужасное несчастие, и, прежде чем оставить Неаполь, передала ему этот портрет, секрета которого ты еще не знаешь. Нажми стальную пуговку на рамке: портрет Антонио, который служит только крышкой для ящика, выскочит, и ты не только увидишь портрет Анджелы, но у тебя в руках будут два листка бумаги, которые крайне важны, так как в них есть доказательство двойного убийства. Ты видишь теперь, отчего так сильно действует этот талисман. Мейстер Абрагам, вероятно, имел много столкновений с обоими братьями, но об этом он сам расскажет тебе лучше, чем я. Теперь же послушаем, как обстоят дела с больным братом Киприаном!

– А чудо? – спросил Крейслер, бросая взгляд на место на стене за маленьким алтарем, куда он укреплял вместе с аббатом картину, о которой благосклонный читатель, вероятно, хорошо помнит. Крейслер очень удивился, снова увидев на месте этой картины «Святое семейство» Леонардо да Винчи. – А чудо? – спросил он во второй раз.

– Вы подразумеваете, – сказал аббат с каким-то странным выражением, – ту прекрасную картину, которая прежде здесь висела? Я велел поставить ее пока в лазарет. Быть может, вид ее укрепит нашего бедного брата Киприана, – может быть, святая дева поможет ему во второй раз.

Крейслер нашел в своей комнате письмо от мейстера Абрагама, которое было следующего содержания: