Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)

Однако по опыту замечено, что если часто имеют известную мысль при свободной деятельности души, то эта мысль возвращается и позднее, при нездоровье; так, я могу сказать, что мои сны никогда не представляют ничего неприятного и что несомненно великой выгодой является приобретаемая в течение долгого времени привычка удалять грустные мысли. Мы можем вполне отвечать за себя, только будучи «в себе», и для людей меньше значит потерять жизнь, чем потерять пользование рассудком; даже помимо внушений веры, одна естественная философия вселяет в нас надежду на более счастливое состояние души после смерти, чем то, в каком она находится здесь; и душа ничего так не боится, как быть привязанной к телу, которое стесняет ее свободу. Другие болезни, не расстраивая чувств совершенно, только изменяют расположение духа и делают нас исключительно наклонными к печали, гневу и прочим страстям; эти болезни, несомненно, причиняют муки, но их можно преодолеть, и они дают душе повод к удовлетворению тем большему, чем труднее было их победить. То же я думаю обо всех внешних препятствиях, таких как блеск знатности, ласкательство двора, превратности судьбы и ее великие милости, которые обычно больше мешают наслаждаться ролью философа, чем ее немилости. Когда обладают всем согласно желанию, то забывают думать о себе, и когда, позднее, судьба изменяет, поражаются тем большей неожиданностью, чем сильнее полагались на судьбу.

Наконец, можно вообще сказать, что нет вещей, которые могли бы всецело преграждать путь к нашему счастью, раз только не поврежден наш рассудок; и не всегда вещи, наиболее вредящие нам, оказываются наиболее неприятными.

Чтобы ближайшим образом понять, как может любая вещь содействовать нашему удовлетворению, следует обдумать причины, вызывающие эти вещи, и это также составляет одно из главных знаний, облегчающих обладание добродетелью, а именно: все действия нашей души, придающие нам известное совершенство, добродетельны, и вся наша удовлетворенность состоит лишь во внутреннем свидетельстве, что мы обладаем некоторым совершенством. Отсюда мы не стали бы никогда упражняться в добродетели (то есть делать то, что наш разум внушает как должное), не получай мы из этого удовлетворения и удовольствия. Но есть два вида удовольствий: одни принадлежат только душе, а другие принадлежат человеку, то есть душе, поскольку она связана с телом; эти последние, смутно представляясь воображению, часто кажутся значительно большими, чем они есть, особенно до того, как ими овладеют: вот источник всех бед и ошибок в жизни. Ибо, согласно правилам рассудка, каждое удовольствие должно измеряться величиной совершенства, производимого им, и так мы измеряем те из удовольствий, причины которых ясно познаны. Но страсть часто представляет нам вещи лучшими и более желанными, чем они есть в действительности; затем, когда мы потрудимся приобрести их и утеряем случай овладеть иными, подлинными благами, наслаждение наше находит в приобретенных благах недостатки, и отсюда вытекают пренебрежение, сожаление и раскаяние. Поэтому настоящей обязанностью рассудка является испытание истинной ценности всех благ, приобретение которых кажется известным образом зависящим от нашего поведения, с тем чтобы мы никогда не пренебрегали приложить все старания к доставлению себе наиболее желанных благ; ведь тогда, если судьба воспротивится нашим намерениям и помешает успеху в них, мы, по меньшей мере, сохраним то удовлетворение, что ничего не потеряли по собственной вине и не упустили наслаждения всем природным блаженством, достижение которого было в нашей власти.