Рассуждения о религии, природе и разуме

Однако какова же моя собственная точка зрения? Отец Мальбранш не предвидел моих возражений, Арно ими не воспользовался. Действительно, предубеждение против этих возражений велико, и я признаю, что, если бы их вообще не пожелали принять к изданию, это не было бы большой несправедливостью по отношению ко мне. Но поскольку я собираюсь рассмотреть эти возражения сами по себе, то не знаю, каким уж образом, но я вовсе не нахожу их достойными пренебрежения. Итак, я решил освободиться от этой неуверенности и спросить у читающей публики, что мне следует думать по этому поводу, особенно же — у отца Мальбранша, которого охотно признаю судьей в его собственном деле. Ибо во-первых, я не считаю себя способным представить ему возражения настолько веские, чтобы вынудить его скрывать свои мысли по этому поводу, а во-вторых, не считаю его способным скрывать свои мысли даже в том случае, если мои возражения окажутся исключительно вескими.

Я предлагаю вниманию читателей всего лишь сомнения и положусь на первый же ответ, который мне соблаговолят дать. Я уступлю даже в том случае, если мне его не дадут, и не истолкую превратно это молчание. Прошу, чтобы все это не было сочтено словами, в основе которых лежит ложная скромность: искренность моих слов должно подтвердить то обстоятельство, что я не теолог и не философ по роду своих занятии, а также не имею громкого имени ни в одном из видов деятельности. Следовательно, я ничуть не обязан любой ценой быть правым и с честью могу признать, что я ошибаюсь, всякий раз как мне укажут на мою ошибку.

Глава II. История окказионализма

Дабы лучше изложить свои сомнения по поводу окказионализма, я полагаю необходимым дать объяснение этой системы и даже представить ее историю, как я ее понимаю в соответствии с достаточно правдоподобными догадками.

Окказионализм по своему происхождению не так древен; по это не значит, что в силу этого значение его невелико. Декарт, один из самых глубоких умов, какие когда-либо существовали, будучи убежден, как это и следовало ожидать, в духовности нашей души, усмотрел, что единственным средством правильно ее постичь является допущение крайнего несоответствия между протяженной и мыслящей субстанцией: несоответствие это таково, что, даже если бесконечно возносить протяженную субстанцию или низводить до бесконечно низкого уровня субстанцию мыслящую, все равно никогда одна из них не совпадет с другой. Все, кто дает себе труд немного поразмыслить над этим, вынуждены признать это допущение и бывают в ужасе от абсурдности общераспространенной системы, согласно которой животным приписывается материальная мыслящая душа.

Но если душа и тело находятся в отношении такого несоответствия, каким образом движения тела вызывают мысли у души? Каким образом мысли души вызывают в свою очередь движения тела? И какая может быть связь между столь глубоко различными субстанциями? Именно эта трудность заставила Декарта изобрести случайные поводы. Он нашел, что поскольку между движением и мыслью не существует никакой естественной связи, то не может существовать истинных причин, связывающих между собой то и другое (ибо следует усматривать необходимую связь между истинной причиной и ее действием); однако, считает он, может существовать случай, или случайный повод, связывающий одно с другим, ибо бог в случае движения тела может внушать душе мысль или же, наоборот, в случае мысли души внушать движение телу. Поскольку между движениями и мыслями не существует никакой естественной связи — ведь ее никак не может быть между случайным поводом и его действием, — бог остается единственной истинной причиной и движений и мыслей и является, если можно так сказать, единственным посредником во всех взаимоотношениях тела и души.

Вслед за тем Декарт заметил, что невозможно понять, каким образом движение одного тела передается другому, причем всегда в очень точных зримых соотношениях. Он уже располагал случайными поводами, обязанными своим происхождением системе, касающейся души; он понял, что, применяя их к телам, можно будет снять все затруднения: итак, он сделал тела простыми случайными поводами для связывания между собой движений одних тел с движениями других, поскольку оставалось совершенно непонятным, каков характер связи между движением одного тела и другого, испытывающего толчок первого, и каким образом движение первого тела сообщается второму; он пожелал, чтобы бог явился здесь истинной причиной, которая в случае столкновения двух тел передавала бы что-то от движения одного из тел другому: ведь нельзя не усмотрен, необходимой связи между божественной волей и ее действием.