В лунном свете все казалось черно-белым, без полутонов. Медленно ступая по мягкой «пудре», я подошла к пальме, где Эдвард повесил одежду. Плавно провела рукой по шершавому стволу, восстанавливая дыхание. Хотя бы чуть-чуть.
Мой взгляд скользнул вдоль темной ряби в поисках Эдварда.
Он стоял ко мне спиной по пояс в воде, подняв голову к сияющему лунному диску. В бледном свете его кожа казалась белоснежной, как песок и сама луна, а волосы – черными, как океан. Эдвард не двигался, просто стоял, касаясь ладонями воды, мелкие волны разбивались об него, как об утес. Я обвела взглядом его спину, плечи, руки, шею…
Кожа перестала пылать огнем, пламя затихло, стало ровным и глубоким, испепелив мою неловкость и робость. Я решительно сбросила полотенце и повесила на дерево рядом с одеждой Эдварда. А потом шагнула в лунное сияние. Пусть и у меня кожа будет белая, как песок.
Не слыша собственных шагов, я подошла к кромке воды. Эдвард наверняка слышал. Но не обернулся. Ласковые волны заплескались у ступней. Эдвард был прав – теплые, как в ванне. Я стала заходить глубже, осторожно нащупывая невидимое дно, однако опасения оказались напрасными – под ногами, постепенно понижаясь, расстилался все тот же идеально ровный песок. Почти не ощущая сопротивления воды, я подошла вплотную к Эдварду и накрыла его прохладную ладонь своей.
– Как красиво! – По его примеру я тоже посмотрела на луну.
– Вполне, – подтвердил он будничным тоном и медленно повернулся. Между нами заплясали крошечные волны. Глаза на его ледяном лице отливали серебром. Эдвард развернул ладонь под водой, и наши пальцы переплелись. Я даже не почувствовала привычных мурашек от его прикосновения – так было тепло.
– Для меня не существует другой красоты, – наконец проговорил он, – кроме твоей.
Улыбнувшись, я приложила руку, переставшую наконец дрожать, к его груди, там где сердце. Белое на белом. В кои-то веки я с ним совпала. Эдвард слегка вздрогнул от моего теплого прикосновения. Дыхание стало чуть прерывистее.
– Я обещал, что мы попробуем, – напомнил он с неожиданной сдержанностью в голосе. – И если я сделаю что-нибудь не то, если тебе будет больно, сразу же дай мне знать.
Я с серьезным видом кивнула, не переставая смотреть Эдварду в глаза, а потом шагнула ближе и прижалась к его груди.
– Не бойся, – шепнула я. – Мы созданы друг для друга.
И тут же сама осознала всю истинность своих слов. В такой момент, когда все вокруг идеально, в них не могло быть и тени сомнения.
Руки Эдварда сомкнулись у меня за спиной, он подтянул меня поближе, и мы застыли, обнявшись, – зима и лето. По моим нервам как будто ток пропустили.
– Навсегда, – подтвердил он и осторожно потянул меня за собой в океан.
Разбудили меня лучи жаркого солнца на обнаженной спине. Было позднее утро. А может, уже день. Все остальное, впрочем, казалось ясным и понятным, я прекрасно помнила, где мы – в белоснежной комнате с огромной кроватью, ослепительное солнце струится через распахнутые стеклянные двери. Москитный полог защищает от яркого света.
Я не торопилась открывать глаза. Пусть все остается таким же идеальным, не хочу ничего менять, даже такой пустяк. Слышен только шелест волн, наше дыхание и стук моего сердца…
Даже обжигающее солнце не нарушало идиллии. Прохладная кожа Эдварда спасает от любой жары. Лежать в его объятиях, на его зимне-снежной груди – нет ничего проще и естественнее… С какой стати, спрашивается, я вчера такую панику развела? Теперь все ночные страхи выглядели глупыми и никчемными.
Эдвард медленно провел пальцами вдоль моего позвоночника, и я поняла: он уже знает, что я не сплю. Не открывая глаз, я прижалась к нему покрепче.
Он молчал. Пальцы рассеянно, едва касаясь, чертили узоры на моей спине.
Я могла бы лежать так вечно, чтобы счастье не кончалось, но организм требовал свое. Нетерпеливый у меня желудок, однако. Я тихонько рассмеялась. После нашей необыкновенной ночи голод казался слишком банальным желанием. Как будто меня резко опустили с небес на землю.
– Что смешного? – не переставая поглаживать мою спину, поинтересовался Эдвард. Его серьезный хрипловатый голос пробудил поток воспоминаний, от которых меня тут же бросило в жар.
В желудке заурчало – вот и ответ на вопрос. Я снова рассмеялась.
– Никуда не денешься от человеческой природы.
Я ждала, что Эдвард посмеется вместе со мной, но он молчал. Сквозь клубившийся в голове туман безграничного счастья пробилось тревожное ощущение, что снаружи все не так радужно.
Пришлось открыть глаза. И первое что я увидела – бледную, почти серебристую кожу его шеи и изгиб скулы прямо перед собой. Сведенной от напряжения скулы. Приподнявшись на локте, я заглянула ему в лицо.
Эдвард лежал, подняв глаза к воздушному противомоскитному пологу, и даже не посмотрел на меня, когда я попыталась понять причину неожиданной суровости.
Меня будто током дернуло, когда я увидела его глаза.
– Эдвард? – позвала я внезапно севшим голосом. – Что случилось?
– Ты еще спрашиваешь? – резко и с издевкой отозвался он.