Рассвет

— Я — незначительное существо, я знаю это, и возможно, мое маленькое счастье или несчастье мало что изменят в мировом порядке вещей, но для меня самой эта любовь была всем. Я подарила ее тебе, Филип — подарила без сомнений и ропота, поднесла обеими руками. Мне уже не вернуть этот дар и не подарить никому другому! Как ты распорядился этим даром — тебе лучше знать! — Здесь голос ее дрогнул, но она быстро справилась с волнением. — Это может показаться странным… но хотя моя любовь была подарена совсем не тому человеку, хотя ты, принявший ее, так поступил со мной — но я все же не хочу омрачать ее горькими воспоминаниями. Оглянувшись на прожитое через несколько лет, ты не сможешь вспомнить ни одного моего резкого или недоброго слова. Именно поэтому — а еще потому, что не мне дано судить тебя, и потому, что ноша твоя и без того тяжела — я говорю тебе: Филип Каресфут, я от всего сердца прощаю тебя, ибо верю, что Всевышний простит и мои грехи!

Филип бросился перед Марией на колени и попытался взять ее за руку.

— Ты не представляешь, как ты унизила меня! — простонал он.

Девушка смотрела на него с жалостью.

— Мне жаль. Я не хотела тебя унизить. Еще одно слово — и я должна идти. Я только что попрощалась навеки с твоей… женой. Мое прощание с тобой должно быть таким же — навеки, пока одного из нас не поглотит могила. Между нами все кончено навсегда. Не думаю, что я когда-нибудь вернусь сюда. Твое имя вряд ли когда-нибудь сорвется с моих губ. Теперь я произнесу его в последний раз. Филип, Филип, Филип, единственный, кого я любила в этом мире, я молю Господа, чтобы Он забрал меня или ослабил мои страдания — но никогда не позволил бы нашим дорогам пересечься вновь, или чтобы я снова увидела твое лицо…

Через мгновение Мария Ли вышла из комнаты, навсегда уходя из жизни Филипа.

Той же ночью, вернее, на рассвете следующего дня Хильда, предчувствуя, что конец ее близок, послала за мужем.

— Поспешите, доктор. Я умру на рассвете.

Доктор Кейли нашел Филипа сидящим там же, где оставила его Мария Ли.

— Что, новая мука? — сказал он, выслушав доктора. — Я больше не могу это выносить. На меня наложено проклятие — смерть и зло, страдания и смерть!

— Вам надо идти, если хотите застать свою жену в живых.

— Я иду!

Филип встал и последовал за доктором. Наверху его ожидало печальное зрелище. Серый рассвет уже просачивался в окна, раскрытые по просьбе его жены — она хотела в последний раз взглянуть на солнечный свет.

Хильда лежала на широкой кровати посреди комнаты, и жизнь стремительно покидала ее. Рядом с ней спал младенец. Подушки поддерживали ее со всех сторон, а золотые волосы падали на плечи, обрамляя бледное лицо. Сейчас оно светилось пугающей красотой, которой Хильда не обладала при жизни; взгляд женщины был глубок и мрачен, как бывает иногда с теми, кто готовится вот-вот разгадать тайну смерти.

Рядом с кроватью молился за умирающую коленопреклоненный мистер Фрейзер, приходской священник, а слуги с грустными лицами бесшумно прятались в темных углах комнаты, избегая ступать в круг света, очерченный окном.

Увидев Филипа, священник прекратил молиться, поднялся и отошел в угол комнаты; то же сделали Пиготт и сиделка — Пиготт забрала с собой ребенка.

Хильда жестом пригласила его подойти поближе. Он подошел, наклонился и поцеловал ее, а она с усилием обхватила его шею одной рукой, что была белее слоновой кости, и нежно улыбнулась. Примерно через минуту, в течение которой она, очевидно, собиралась с мыслями, Хильда заговорила тихим голосом и на своем родном языке.

— Я не посылала за тобой раньше, Филип, по двум причинам: во-первых, потому что я хотела избавить тебя от страданий, а во-вторых, чтобы освободить свой разум от злых мыслей против тебя. Все они ушли сейчас — ушли вместе с иными земными интересами, но раньше я была очень зла на тебя, Филип. А теперь послушай меня — у меня осталось не так много времени — и не забудь мои слова в будущем, когда история моей жизни будет казаться лишь тенью, однажды упавшей на твой жизненный путь. Измени свою жизнь, Филип, дорогой, откажись от обмана, искупи прошлое, если сможешь — примирись с Марией Ли и женись на ней — ах! Жаль, что ты этого не сделал с самого начала, не оставил меня, чтобы идти своим путем — и, прежде всего, смири свое сердце перед Силой, с которой я собираюсь теперь встретиться. Я люблю тебя, дорогой, и, несмотря ни на что, я благодарна судьбе, что была твоей женой. Если будет на то воля Божья, мы еще встретимся…

Она немного помедлила, а затем заговорила по-английски. К удивлению всех, ее голос был сильным и чистым, и она произнесла свои слова с энергией, которая в сложившихся обстоятельствах казалась почти пугающей.

— Скажи ей, чтобы принесла дитя.

Филипу не пришлось повторять ее просьбу, потому что Пиготт услышала ее и тотчас подошла, чтобы положить дитя на кровать рядом с матерью.

Умирающая женщина положила руку на крошечную головку младенца и, подняв глаза вверх с каким-то провидческим выражением, сказала: