Рассвет

Ему нравилось работать здесь. Он, конечно, понимал, что пользуется рядом привилегий, делающих работу приятной. Он, например, мог уходить с работы, когда хотел, чем, впрочем, старался не злоупотреблять. Большую часть времени, и в частности самые жаркие дневные часы, он проводил в магазине розничной торговли, где были установлены кондиционеры. И, разумеется, самое большое значение имело то обстоятельство, что он был сыном владельца. Из этого вытекало и все остальное.

Расхаживая по территории фирмы площадью в четыре акра, он частенько преисполнялся гордостью. Придет время, и он станет владельцем всего этого в четвертом поколении. Сейчас здесь все сильно изменилось по сравнению с тем временем, когда его прадед основал дело. Мамины тетушки первыми признали это. Все нынешние преобразования были заслугой Бэда. Это он добился того, что теперь здесь с утра до вечера деловито громыхали подъезжающие и отъезжающие грузовики, склады были забиты инструментами, гравием, пиломатериалами, цементом, на стоянке выстроились ряды машин, и поток клиентов не иссякал в течение всего дня. Да, все это было делом рук Бэда, и сын испытывал гордость за отца.

Рабочие хорошо относились к Тому. Если их и смущало его присутствие, они, естественно, этого не показывали, и потому Том надеялся, что в своих симпатиях к нему они вполне искренни. Да и почему должно быть иначе. Он ведь никогда не отлынивал от работы, был не прочь поговорить и пошутить с рабочими, а во время перерыва на ленч доставал свои сэндвичи и устраивался вместе со всеми под навесом, а не уходил в контору к отцу.

Сегодня, сидя под навесом, рабочие заговорили об инциденте на Фейрвью-стрит. Но на этот раз Том, вспомнив наставления отца в отношении политических дискуссий, не стал вступать в разговор и поступил, как выяснилось, весьма разумно, поскольку страсти разгорелись не на шутку.

Затем один из рабочих достал транзисторный приемник и поймал двенадцатичасовые новости.

«В четыре часа утра полицейские задержали автомобиль, ехавший из северо-западной части города в восточном направлении. В багажнике машины они обнаружили атрибуты членов ку-клукс-клана – колпаки и балахоны, но оружия, боеприпасов и никаких других запрещенных вещей найдено не было. Водитель был оштрафован за превышение скорости в черте города.

Ральф Маккензи, баллотирующийся на пост сенатора, выразил глубокое сожаление по поводу преступного нападения прошлым вечером на дом семьи Иджвудов, охарактеризовал случившееся как бесчеловечный, грубый и антиамериканский акт. Он обратил внимание на странное, с его точки зрения, совпадение: нападение произошло как раз в то время, когда буквально на другой стороне улицы проходил митинг в поддержку его противника.

В интервью, которое он дал сегодня утром, Джим Джонсон выразил возмущение попыткой мистера Маккензи связать законный политический митинг с преступным, по его определению, нападением. «Ни я, ни мои сторонники, – заявил Джонсон, – не поощряем антиамериканских, как назвал их мистер Маккензи, актов. Мы американцы до мозга костей».

– Молодец, Джим, – заметил один из рабочих. – Сумел осадить их.

– Вешает лапшу на уши, если хотите знать мое мнение, – откликнулся другой.

– А тебя никто и не спрашивает.

– А я все равно скажу.

Первый рабочий отложил завтрак и сжал кулаки.

– Эй, – вмешался Том, – не стоит из-за этого драться.

Слова сорвались у него с языка сами собой: ему всегда претило насилие, а на лицах обоих мужчин была написана готовность пустить в ход кулаки.

– Том прав, – согласился старший из двух, – мы проголосуем так, как захотим. Кулаками не повлияешь на исход выборов.

Второй мужчина встал и отошел в сторону, бормоча себе под нос что-то вроде «давай, подлизывайся к пацану хозяина».

«Наверное, сторонник Маккензи», – решил Том. В голове пронеслись слова матери: «Это будут грязные выборы». «Не обязательно грязные, – подумал он, – но страсти будут кипеть».

Владелец приемника выключил его, и разговор перешел на бейсбол. Прошло несколько минут. Неожиданно появился Бэд и сделал объявление.

– После перерыва не принимайтесь сразу за работу. У нас состоится небольшая церемония, и я хочу, чтобы все присутствовали.

Вывеску «Пайге и Райс» сняли со входа в главное здание. С обеих сторон от входа стояли прислоненные к стене лестницы, а на траве лежала новая вывеска. Вытянув шею, Том прочел видную ему вверх ногами надпись «Райс и Сын» и густо покраснел от смущения.

– Что, так скоро? – пробормотал он.

– А почему нет? – Бэд хлопнул его по спине. – Ты же мой сын, так ведь?

Рабочие засмеялись, а Том с чувством неловкости стоял перед ними, наблюдая, как поднимают и укрепляют новую вывеску. Золоченые буквы блестели на солнце, и вывеска сразу бросилась в глаза.

Один из рабочих крикнул: «Ура!», раздались аплодисменты. Три женщины, работавшие в конторе, не прекращая аплодировать, закричали:

– Скажи речь, Том.

Он отрицательно покачал головой, и тогда самая старая из женщин, работавшая у них с того времени, когда его мать была еще ребенком, проговорила с шутливым укором: