Маргарет закусила губу; Холли переводила взгляд с матери на отца, словно спрашивая: «Что же дальше?»
«Да, что же дальше? — подумала Лаура. — Эти люди слишком воспитанные, чтобы встать и уйти, хотя они только этого и хотят. И не может же она сказать им: — Я вас понимаю, и не обижусь, если вы уедете…»
Положение спас Тимми, который звонким голосом заявил:
— Ну, что ж, пойдемте в столовую? Надеюсь, что все проголодались, а я так словно тигр есть хочу!
— Милый Тимми! — Лаура ласково погладила его плечо, благодарная за его детскую непосредственность.
— Все готово! — сказала она с облегчением. — Пожалуйста, подождите минутку, я сбегаю на кухню.
Теперь выхода не было — все сели за стол, снова в чинных позах американской готической живописи, перед каждым — салфетка органди и два хрустальных бокала. И снова — обмен вежливыми репликами:
— Мне нравятся старые дома, как ваш… — заметила Маргарет. — Высокие потолки, деревянная обшивка, много каминов…
— О, я думать не могу о новых домах! — воскликнула Лаура, наливая в бокалы вино из хрустального графина тети Сесилии. — Но в такой жаркий день, как сегодня, лучше было бы принимать вас в современном доме с кондиционером.
— Ну что вы, — вступила в разговор Холли, — в этой комнате такой чудесный ветерок, я совсем не чувствую жары.
— Воспитанная девочка, — подумала Лаура. — Умеет «принять мяч» застольной беседы. Полотняное платье светло-вишневого цвета хорошо сшито, и фигурка ладная. Кожа у нее, как у Тома — молочно-белая. Нет, не надо так пристально глядеть на нее, они поймут, что я увидела сходством с Томом. Но и они глаз не могут оторвать от Тимми — увидели в нем Питера… Питер… Это имя — словно удар в грудь… словно электрический шок…
— Какой вкусный пудинг, — восхитилась Маргарет. — Никогда такого не ела.
— Это по старинному рецепту, из тетради, где эти рецепты бабушка записывала… или даже прабабушка…
Боже мой, разве это важно — бабушка или прабабушка?
На створку окна сел дрозд; птица издала скрипучий крик. Едва слышно звякнула о фарфор вилка. Кто-то разложил бисквит — слышно было, как крошка упала на тарелку. Казалось, никто не находит в себе сил прервать гнетущее молчание; Маргарет приоткрыла губы, но снова сжала их, словно забыв, что хотела сказать. Артур молчал. Мужчины не заботятся о том, чтобы перекатить мяч застольной беседы — пусть себе упадет и лежит на полу. Снова крикнул дрозд.
И вдруг Лаура резким движением положила свою вилку.
— Почему мы не говорим о том, что нас тревожит? Все, кроме Артура, застыли в изумлении; он повернулся к Лауре и сказал:
— Наверное, потому, что на наши вопросы вам нечего ответить, и разговор будет бессмысленным.
— Тебе не подходит роль пессимиста, — мягко вступилась его жена, — ты ведь всегда ободрял меня.
— Я надеюсь. Но пора стать реалистами. Чудовищная несправедливость, жертвами которой мы оказались, останется загадкой. Наверное, это сделала нянька, которая уехала на Гаваи. Нам ее не разыскать, да и какой смысл разыскивать? Какой смысл — теперь?
Тимми слегка раскрыл рот от изумления.
— А зачем она это сделала? — спросил он Артура.
— Может быть, нечаянно, — объяснил Артур. — Глупость… небрежность… Беспорядок царил в этой маленькой частной больнице, которая вскоре и закрылась.
— Я там не родился, — заявил Тимми в порыве самоутверждения.
Лаура улыбнулась ему:
— Такое случается едва ли чаще, чем высадка человека на Луне.
— Да, — подтвердила Маргарет. — Я читала, что лет десять назад такой случай произошел во Франции. В газетах была шумиха. Мне это показалось невероятным.
— Я удивляюсь, почему сейчас ничего нет в газетах, — заметил Артур. — Даже странно.
— Наш юрист позаботился об этом, — объяснила Лаура. — Он всех в городе знает, договорился и с газетами, и с больницами… Да и Бэд тоже постарался, чтобы ничего не просочилось; у него были влиятельные друзья, он к ним обратился. Он верил, что это — недоразумение, и оно разъяснится.
— Но это — правда, мам? — воскликнул Тимми. — Или недоразумение?
— Это правда, сынок.
— Пока что они молчат, но вряд ли это надежно, — заметил Артур.
— О, — вскричала Холли, сжав руки так, что ее браслеты звякнули, — если это будет в газетах, я не вынесу! Просто умру!
— Ерунда, — строго сказал ей отец, — ты примешь это как взрослая разумная женщина.
— Во всяком случае, — вздохнула Маргарет, — ты будешь в колледже, далеко отсюда.
— То, что будут говорить люди, не имеет значения. — Голос Артура звучал гневно. — Только один человек важен для всех нас, его решение. Важно только то, что будет с Томом.
— Том всегда будет моим братом! — испуганно и сердито закричал Тимми. — Всегда!
Матери обменялись сочувственными взглядами.
— Конечно, конечно! — ласково сказала Маргарет и, повернувшись к Лауре, решительно заговорила:
— Вы, наверное, опасаетесь, что мы заберем Тома, если нам удастся расположить его к себе. Но, помимо того, что нам это вряд ли удастся, мы не хотим этого! Том — ваш, а не наш, так это и должно остаться.