Рассвет

— Забот у вас выше головы.

Фордайс тут же пожалел о своем банальном замечании. Но он не умел утешать и не знал, как себя вести, когда речь шла о «человеческих проблемах». Он был адвокат, обученный распутывать сложные узлы, и только. Он постарается помочь в преодолении кризиса, который наверняка возникнет на фирме «Райс и сын», оставшейся теперь и без главы, и без старшего менеджера.

Он был рад, что ему, по крайней мере, до сих пор удавалось скрывать от репортеров историю с Кроуфильдами. Лауре только не хватало, чтобы газеты растрезвонили о ней на весь свет. Бедная женщина. Он вздохнул с облегчением, когда в дверь позвонили и вошел Фостер.

В полночь Лаура и Том все еще сидели в библиотеке со священником. Врач, с которым Фостер переговорил по телефону, посоветовал дать Тимми горячего молока и сразу же уложить его в постель. Бетти Ли удалось увести его, несмотря на его возражения, и теперь он спал.

— Я помню тебя, каким ты был в первом классе воскресной школы, — сказал Фостер Тому. Он и сам уже так устал, что говорил тихим слабым голосом. — А почему, ты думаешь, я запомнил именно тебя из всех прочих детей и помнил все эти годы? Ну, во-первых, потому, что ты был очень способным мальчуганом, а во-вторых, потому, что я очень хорошо знал твоих родителей. Они всегда живо интересовались делами общины, принимали во всем активное участие.

— Вот этого-то я и не понимаю, — воскликнула Лаура. — Как Бэд мог… и подумать только, его отец был священником.

— Религия, на которой воспитывался Бэд, совсем не та, что исповедуем мы с вами, — спокойно ответил Фостер. — В том захолустье, где он рос, религия была с адским душком.

— Но вести двойную жизнь все эти годы, — и Лаура стиснула руки, словно умоляя Фостера объяснить ей, как такое возможно.

— К сожалению, Лаура, Бэд не исключение.

Том, ерзавший в кресле, пытаясь сдержать себя в присутствии священника, в конце концов не выдержал и дал выход своему гневу.

— Вы оба говорите об отце так, будто он был каким-то чудовищем. Как вы можете так о нем говорить? Ты, мама, особенно. Я не верю тому, что слышу.

— Я ни разу не сказала, что он чудовище. Он был моим мужем. Но то, во что он верил — оружие, кровь, ненависть, — действительно чудовищно. Ненавидеть человека только за то, что он не такой, как ты! А ведь у каждого из нас есть право жить на этой земле.

— Нет! Это все чепуха. Люди не равны, одни лучше, другие хуже.

— Мы ничему подобному не учили тебя в воскресной школе, Том, — вмешался Фостер. — Я читал кое-какие программные документы клана, написанные вроде бы с верой в Бога, но это ересь, вот что это такое на самом деле. Я поражен, что ты сам этого не видишь, — закончил он.

— Я не сказал, что верю в клан, — Том чувствовал себя обнаженным под взглядами двух пар глаз, смотревших на него одновременно с сожалением и осуждением. Он чувствовал себя мучеником, принимающим муку ради Бэда. «Мой отец», — подумал он и продолжал: — Но одни люди лучше других. От этого я не отступлюсь. А те, кто убил моего отца… — Его гнев перерос в ярость. — Я выясню, кто это сделал, и замучаю его до смерти.

— Я понимаю, Том. Да, я понимаю, — все так же спокойно сказал Фостер. — Но это ничего не решит, лишь внесет в твою жизнь новую боль.

У Лауры исказилось лицо. «Боль, — подумала она. — А Фостер ведь ничего не знает о той боли, что уже вошла в жизнь Тома».

Том встал.

— Извините меня, но я больше не могу разговаривать. Пойду наверх. Спокойной ночи, мама. Спокойной ночи, доктор Фостер.

Лаура и Фостер безнадежно посмотрели друг на друга. Больше говорить было не о чем, и Фостер ушел, а Лаура пошла запереть двери на ночь.

У кухонной двери она вдруг почувствовала желание побыть на открытом пространстве, вдохнуть свежего воздуха, и шагнула за порог. Если бы не свет, льющийся из кухни, она бы споткнулась о коробку, лежавшую на ступеньках. То, что осталось от Графа — тошнотворное месиво внутренностей и шерсти, было положено на аккуратно постеленный кусок цветастого кретона, отрезанный от какого-то старого чехла для мебели, хранившегося на чердаке. Наверняка это было делом добрых рук Бетти Ли, подготовившей Графа к похоронам утром. «Бедный Тимми, — подумала Лаура. — О, бедный Тимми».

А затем наступил ужасный момент. «Собака находилась рядом с Бэдом, — вспомнила Лаура, — когда это случилось. Значит Бэд был так же раздавлен, изувечен… Эта картина запечатлелась в мозгу Тома, он будет помнить ее до конца дней своих».

Она почувствовала позыв к рвоте и бросилась к кустам за гаражом, где ее вырвало. Потом она некоторое время стояла, дрожа, и смотрела на великолепие ночного неба, всегда так вдохновлявшее Тома. Но равнодушная, бескрайняя высь не давала ни ответов на вопросы, ни утешения ее душе, и она ушла в дом.