Рассвет

— Привет, — сказал Ральф. — Вы мне не позвонили, и я решил не ждать вашего звонка. — Он посмотрел на нее с полупечальной-полунасмешливой улыбкой. — Вы обещали обратиться ко мне за помощью. Только не говорите, что помощь вам не нужна, я все равно не поверю.

— Ладно, не буду. Проходите сюда, садитесь. Здесь прохладно.

Она испытывала странное смущение. Он был такой солнечный со своими волосами цвета меди, освещенными солнцем, и милой улыбкой. Слишком солнечный, слишком живой и непринужденный для того, чтобы окунуться в невеселые проблемы их дома. Ей не хотелось говорить о них, и она прямо об этом сказала.

— На данный момент проблемы кажутся неразрешимыми, а поэтому не стоит портить летний день их обсуждением. Лучше расскажите, как продвигается ваша кампания.

— Кампания проходит трудно, мы много работаем и мы надеемся, потому что без надежды нельзя. Вот так. Что до вас, Лаура, то неразрешимых проблем не бывает.

— Кроме смерти.

— И даже эта проблема разрешима. Вы решаете ее, принимая смерть, свою ли собственную или кого-то другого.

Она повернула голову, и взгляд ее упал на фотографию Бэда в кожаной рамке. Он сидел в кресле в стиле королевы Анны и выглядел очень представительно. «Куда ни кинешь взгляд в этом доме, повсюду он натыкается на лица умерших членов семьи», — подумала Лаура и у нее непроизвольно вырвалось:

— Это может лишить тебя иллюзий.

— Да.

Односложный ответ прозвучал серьезно и печально, и Лауре стало ясно, что Маккензи понял, какой смысл вложила она в свое высказывание.

— Нет никого, кто взял бы на себя ответственность за дела нашей фирмы, — снова заговорила она. — Клан, — Лаура с трудом выговорила это слово, — клан забрал Бэда и Питта, так что никого не осталось.

— Может, ее можно продать.

— Может быть… О, — воскликнула она, — знаете, чем я совсем недавно занималась? Я раскрутила глобус, закрыла глаза и ткнула в глобус пальцем. Я сказала себе: мы — я и мальчики, уедем в то место, на которое попадет мой палец, — и, скорчив гримаску, объяснила, что этим местом оказалась Патагония.

— Что ж, места там предостаточно. Пустыня и камни, ветер и полынь.

— Вы говорите так, будто вы там были.

— А я и был. Мне было любопытно, и я решил поехать и посмотреть.

— У меня был знакомый, который обладал любопытством того же рода. Он поехал в Индию, потом в Непал и Тибет. Это было много лет назад, когда туда редко кто ездил.

Она замолчала, слегка нахмурившись. Ей пришло в голову, что в одном из разговоров с Ральфом она уже упоминала Френсиса, но она не была уверена в этом до конца. Между двумя этими мужчинами было много общего.

— Значит, вы не поедете в Патагонию.

— Нет. Скорее всего я вообще никуда не поеду. Просто все это, — она широко повела рукой, — обман Бэда, публичный позор…

— Это не ваш позор, — быстро перебил ее Ральф.

— И все равно даже Тимми его чувствует. Я знаю. И он выглядит таким нездоровым и слабым. — Нежелание говорить о своих тревогах отступило, и слова полились потоком. — Он очень тяжело перенес похороны — такое большое эмоциональное напряжение и духота в церкви да еще эта дикая жара. Сегодня утром я отправила его на весь день к другу, который сломал ногу. Так я, по крайней мере, буду уверена, что он будет вести себя спокойно. Но я никогда не знаю, что еще может случиться.

— Я понимаю. Я ведь пережил все это вместе с Кроуфильдами. У них все так вот и шло вплоть до смерти Питера, — мягко проговорил Ральф, глядя Лауре прямо в лицо.

Не отводя взгляда, она очень тихо сказала:

— Я часто думаю о Питере. Вы знали его. Каким он был? Маргарет сказала…

— Маргарет сказала вам правду. Он был спокойным вдумчивым мальчиком и, став постарше, нисколько не изменился. Во многом он был таким, каким вы описываете Тимми.

— Они и внешне похожи.

— Да. Я внимательно приглядывался к Тимми, когда был на похоронах. — Ральф неожиданно улыбнулся. — Возможно, вам будет интересно узнать, что Питер был верующим евреем.

— Расскажите мне об этом.

— Он был более религиозен, чем любой другой член его семьи. Они до сих пор об этом вспоминают. Возможно, это объяснялось его возрастом, или болезнью, а может, он просто по натуре был к этому склонен. Я был с ними и в день бар-мицвы, и в день, когда его похоронили.

«На кладбище под звездой Давида», — подумала Лаура. Странный путь он прошел от своего зачатия и рождения до этого места вечного успокоения.

— Мне легче, чем Маргарет и Артуру, — заметила она. — Питер ушел из жизни, и тут уж ничего не поделаешь, но если бы он был жив и не желал бы иметь со мной ничего общего… — она ненадолго замолчала. — Это было бы невыносимо. Да. Невыносимо.

— Для них это тоже невыносимо. Они так хотят видеть Тома, Лаура.

— Несчастные люди. Передайте им, что я в любой момент буду рада видеть их у себя. Теперь ничто не мешает им прийти в наш дом.

— Может, вам следует спросить сначала Тома?