Рассвет

Едва заставила она себя взглянуть на Олега.

На крохотную долю секунду ей показалось, что Трегрей смотрел на нее с тем же беззащитным испугом, что и она на него. Нет, нет… вовсе не испуг был в его взгляде, а… жалость, жалость сильного к слабому. Так смотрят на ребенка, который напроказничал и со страхом ждет неотвратимого наказания.

Она и сама не заметила, как Олег подхватил ее на руки, вынес из кухни. И почувствовав себя в его руках, Ирка разрыдалась – громко, виновато, благодарно, освобожденно…

* * *

Через полчаса она шептала Олегу, приподнявшись с подушки, положив руку ему поперек груди:

– Как ты не понимаешь, мне в первую очередь вовсе не это надо… не квартиру или машину. Это тоже, конечно, необходимо, но важнее всего, чтобы ты был почаще рядом со мной. Близко-близко, как вот сейчас… А тебя целыми днями нет, утром уезжаешь, ночью приезжаешь, а то и сутками не появляешься. Ты ведь теперь не один, мы теперь вместе… И хочешь ты того или нет, но ты не должен жить, как раньше жил. Боже, почему я должна объяснять тебе такие простые вещи?.. Я ведь просто хочу жить как все… Олег!

– Да? – Он открыл глаза.

– Я люблю тебя.

Он пошевелился, улыбнулся, посмотрел ей в глаза. «Сейчас скажет…» – подумала она и даже похолодела от предвкушения.

– Если все будут жить как все, – проговорил Трегрей, – мы никогда не станем жить – как надобно.

Ирка уронила голову на подушку. В носу у нее горько защекотало. Только бы не разреветься опять…

– А что плохого в том, чтобы жить как все? – поспешила она поддержать разговор, чтобы унять предательское щекотание. – Что плохого в том, что человек потребляет им же самим заработанное благо?

– Ненавижу слово «потреблять», – пробормотал Олег. – Именно в этом контексте…

– Погоди, ничего не говори, ты сейчас опять все, как обычно, перевернешь. Я вот что вдруг вспомнила… С нами на первом курсе полгода учился один… мальчик. Сын топ-менеджера одного крупного госпредприятия. Этот мальчик не то чтобы учился… Отец его уже получил назначение в Москву, готовил переезд и, соответственно, перевод сына в столичный вуз. А мальчик – предмет вожделения женской части курса и предмет зависти мужской части – раза четыре всего навестил наш универ – под самую сессию. К слову, приятный был паренек, совсем не заносчивый; поздоровается, поговорит, пошутит… Одна из наших девчонок так и прилепилась к нему, как она сама уверяла, чисто ради опыта – причаститься жизни элиты…

Трегрей хмыкнул на слово «элита».