Рассвет Ив (ЛП)

Я была слишком эмоционально слаба, чтобы оттолкнуть его, каждая частичка меня тосковала по мужчине, в которого я влюбилась. По мужчине, который слушал мои детские рассказы, пронес меня пятьдесят миль в метель и хвалил мое мастерство владения луком. По мужчине, который прикасался ко мне со знакомым желанием защитить.

Его рот на ощупь был влажным шелком, дыхание — теплым и пьянящим. Салем не спешил углублять поцелуй. Он пробовал и испытывал, каждое движение его языка было обдуманным, уговаривающим, намеревающимся соблазнить. Железная длина в его брюках уперлась мне в бедро, но он не терся и не толкался, хотя его мускулы сжались от сдерживаемого голода.

Я ответила на поцелуй с силой, раскачиваясь ему навстречу и задыхаясь, когда жар затопил мою талию ниже и ниже. Мне это нужно…

Он был манипулятором, властелином обольщения. Он соблазнял меня своим грешным языком и успокаивал своим членом. А потом что?

Я оторвала свой рот.

— Ты сказал, что пошлешь письма моим отцам.

— Напиши письма, и я распоряжусь, чтобы их доставили, — предательская улыбка скользнула по его губам, и его пальцы запутались в моих волосах, сжимая нежно, собственнически.

— И надолго? Я сказала им, что пробуду здесь всего три месяца.

Его ртутные глаза окаменели.

— Ты никогда не упоминала об этом.

Нет, не упоминала. Я сверкнула клыками в невеселой улыбке.

— Мы это исправим, — его голос понизился до властного мужского скрипа. — Когда придет время, ты напишешь им и скажешь, что остаешься.

— И надолго? — с рычанием повторила я.

— Навсегда.

— Что? — мое сердце ударилось о ребра. — Ты не можешь разлучить меня с ними.

— Я могу делать все, что захочу.

Охваченная паникой, я толкнула его в грудь. На какую-то долю секунды мне показалось, что я действительно сдвинула его с места. Тепло его тела исчезло, сменившись порывом холодного воздуха. Прежде чем я поняла, что происходит, Салем снял с нас обоих штаны и вонзил свой член мне между ног.

Моя голова запрокинулась в беззвучном крике, мой разум бесконечно твердил возражения, в то время как мое тело растворилось под его безжалостными толчками. Я попыталась мысленно отстраниться. Шлепающие влажные звуки были просто двумя трахающимися людьми. Электрические покалывания в груди ничего не значили. Он был никем.

Но он был во мне. Его язык в моем рту, его член в моей киске, его душа в моей груди, и его глаза встретились с моими. Он был огненной искрой в холодном темном месте. Жгучая, всепоглощающая и неистовая страсть. Он вколотил меня в щель между подушками, прижав лопатками к металлическому полу и не отводя взгляда.

Моя борьба была бессмысленной. Я пыталась укусить его, но его рефлексы были быстрее, проворнее. Салем уворачивался от моих клыков так же плавно, как и доставлял мне удовольствие, трахая меня с бесконечной энергией и пожирая мой рот с агрессивной самозабвенностью. Он кряхтел сквозь затрудненное дыхание, его руки ласкали и сжимали мое тело.

Затем сверкнули его клыки, и он укусил меня за горло, вновь открывая следы, которые всегда были там. Его метка.

Я продолжала бороться, но в какой-то момент мои бедра начали работать с ним, а не против него. Я становилась неистовой, настойчивой, брыкалась и кричала, одержимая бредовой любовью и ищущая разрядку.

В тот момент, когда его большой палец закружил по моему клитору и наши глаза снова встретились, моя киска сжалась, бушуя от взрыва ощущений, которые охватили мое тело. Я кончила так сильно, что сорвала голос. Салем погрузился глубоко и замер, его член набух и пролился внутри меня, пока его руки обхватывали мое лицо, а зрачки расширились в море расплавленных блесток.

Пока мы лежали в бездыханной куче бескостных конечностей, мои мышцы все еще сокращались от остатков адреналина и экстаза. Я ненавидела себя за то, что не была достаточно сильной, чтобы сопротивляться ему. Я ненавидела его за то, что он обратил мое тело против меня. Я ненавидела его за то, что он лгал мне. За то, что извратил нашу связь в то, что я презирала. За то, что убил Джереми и позволил моим солдатам умереть. Но больше всего я ненавидела его за то, что он внушил мне страх, что я никогда больше не увижу своих отцов.

Следующие дни культивировали во мне ненависть. Салем соблазнял меня снова и снова, как мастер-искуситель, играющий с моей израненной душой. Ему никогда не приходилось меня принуждать. Он был слишком хорош, а я слаба и отвратительна. Он трахал меня до тех пор, пока мои внутренности не начинали болезненно ныть, а кровь не запела. Потом мы ели, и он снова трахал меня.