Рассвет Ив (ЛП)

— Это невозможно исправить, но ты сделаешь еще хуже, если не защитишь ее, — я дрожала от желания сорвать эти проклятые путы и ударить его по глупой физиономии. — Проводи ее в безопасное место. Обещай мне.

Он провел рукой по волосам и кивнул.

— Я обещаю.

Не глядя в ее сторону, он открыл дверь.

Она двинулась за ним, съежившись, опустив подбородок и ссутулив плечи. Этот ублюдок здорово повлиял на ее самооценку.

— Макария, — позвала я и подождала, пока она повернется ко мне. — Только ты определяешь свою ценность. Его неспособность видеть тебя — это его собственная дисфункция, — я втянула в себя забитый слезами воздух, принимая свои слова близко к сердцу.

Ее лицо побледнело, и она оглядела комнату, как будто видела разрушение в первый раз.

— Он уничтожил все, носясь по кругу как бешеный и теша свой вялый член, — я попыталась засмеяться, но смех вышел сдавленным. — Тебе будет лучше без него. Он живет в дряблом мире истерик с маленькими кулачками и проблем с эрекцией. Я сомневаюсь, что он смог бы заставить своего дружка встать, даже если бы его член был привязан к птице в полете.

Она прикрыла свой ахнувший рот, и ее глаза метнулись к Салему.

Я почувствовала тяжесть его взгляда и притворилась, будто не замечаю его. Я била лежачего и ненавидела себя за это. Но я была привязана к креслу, а мое гребаное сердце валялось на полу. То, что он сделал со мной, было намного хуже любого оскорбления, которое я могла бы бросить в его адрес, и прямо сейчас оскорбления были всем, что у меня осталось.

— Сотни мужчин будут сражаться друг с другом за возможность полюбить тебя, — сказала я. — Горячие, красивые мужчины, которые знают, как доставить удовольствие женщине. Просто… — моя грудь наполнилась накатывающей волной горя. — Оставайся в живых и не оглядывайся назад.

Она прижала руку к горлу и уставилась на свои ноги.

— Теперь я понимаю.

Мои ресницы дрогнули, и по щеке скатилась слеза.

— Что?

— Я понимаю, почему он так тебя любит, — она выпрямилась, плечи ее расслабились, и она прошептала: — Спасибо.

Она проскользнула в зал, миновала Эребуса и скрылась из виду. Он вошел в комнату и, наклонив голову, слушал, как Салем дает ему указания относительно ее сопровождения.

Я вцепилась руками в веревку, страшась предстоящего разговора. Без сомнения, он держал меня привязанной, чтобы контролировать и заставить выслушать его угрызения совести. Я не смогу отгородиться от него так же, как не смогу вытереть слезы теперь, когда они потекли.

Страдание засело у меня в груди, как разбитое сердце, которое отбивало оцепенение. Оно треснуло и кровоточило, и я знала, что боль только началась.

Глава 31

Я ждала в темноте своего разбитого сердца, где не существовало ни солнца, ни жизни, ни будущего. Это было намного хуже, чем отсутствие надежды. Это смерть, пока ты еще дышишь.

Без него я была пуста, бездушна, больше не жила.

С ним я была растоптанной, оскорбленной, жалкой версией самой себя.

Бежать некуда.

Он закрыл дверь и засунул пальцы в передние карманы брюк. Его фарфоровое лицо было бы безупречным, если бы не взгляд, который сверкал, как молния в буре лжи.

Опустив подбородок, он посмотрел на меня из-под тени своих бровей.

— Истерики с маленькими кулачками?

— И с вялым членом, — из-за слез мои слова звучали сипло.

— Ты вернулась, — его прерывистое дыхание звучало отдаленным громом, эхом, отдававшимся из ниоткуда и отовсюду.

Я чувствовала себя еще более потерянной, чем когда-либо.

— Я больше не вернусь.

Он шагнул ко мне, и гром стал громче, сотрясая мои кости и сжимая сердце. Это он, прокладывающий себе путь внутрь меня.

— Все те разы, когда я спрашивала, есть ли другие женщины… — в моем голосе было столько негодования, что воздух потрескивал.

— Это была всего лишь она. Только один раз.

Несмотря на его приглушенный шепот, я съежилась от резкости его слов. Я не хотела ему верить, но он говорил с такой беспомощностью, что я поняла: он не лжет. Но это не имело значения. Один раз — это слишком много.

Мне нужно было понять, почему.

— До той ночи ты мог бы сказать мне, что моногамен. Ты проявляешь жестокость просто ради удовольствия быть жестоким?

— Я не понимал этой концепции. Я никогда не… хранил верность? Это то самое слово? Я никогда не был только с одной женщиной, не был в отношениях, и я терял равновесие, — он сократил расстояние с чисто человеческой осторожностью и опустился на колени у моих ног. — Я испугался. Я считал свою верность слабостью. Ты кастрировала меня быстрее, чем я мог убежать.

Каждое слово было ударом клинка, боль внутри меня далеко не уменьшилась.

— Это называется любовью, тупой ублюдочный изменник.

— Тогда я этого не знал. Я никогда не чувствовал ничего подобного раньше, — он вцепился в подлокотники кресла, и его руки находились в нескольких дюймах от моих связанных запястий. — Ты как будто вышла на миссию убийцы, соблазняя меня своими глазами и манипулируя своим телом.

— Нет, это не так, — ложь прозвучала жалко.

Он выгнул бровь, разжигая тихую бурю между нами. После напряженного молчания я сдалась.