Рассвет на закате

Не стоило ей волноваться из-за фургона. Он был припаркован прямо перед домом.

Ярко освещенные окна кухни отбрасывали золотистые квадраты света на ступеньки заднего крыльца, и, даже несмотря на то, что тяжелая дверь была закрыта, до нее доносились веселые дружеские возгласы.

«Господи, — подумала Элинор, вылезая из машины, в замешательстве, — да они же напились до чертиков».

Когда она открыла дверь, ей показалось, что она вошла в пивную. Она зажмурилась, скорчила гримасу и помахала рукой перед своим лицом, картинно произнеся: «фу-у-у!» — поскольку тошнотворный запах пива достиг ее носа.

Бен в окружении пустых пивных банок проигнорировал ее замечание и радушно сказал:

— Привет, дорогая! Я же говорил ему, что вы придете. Видишь, я говорил тебе, парень. Элли слишком классная девочка, чтобы уехать с этим альфонсом.

«Парень», сотни на две фунтов потяжелее старика, потянулся на крошечном сиденье стула и слегка нахмурился. У его ног, словно живая грелка, устроился Чарли. Перед ним на столе высилась внушительная башня из пивных банок. Он пробормотал что-то невнятное, но, без сомнения, грубое. Волосы падали ему на глаза, рубашка на волосатой груди расстегнулась, а его поведение определенно нуждалось в корректировке.

Только пусть это сделает кто-нибудь другой.

Не она.

А она отправится в постель.

Непререкаемым тоном Элинор заявила:

— Если вы устроили здесь разгром, то и убирайте за собой сами. Я не домработница. Бен, вам лучше спать сегодня на кушетке.

И она торопливо направилась к двери. В тот момент, когда Элинор проходила мимо Бентона, он протянул руку и схватил ее.

— А как насчет меня?

Она раздраженно тряхнула головой, вырвав руку:

— Что насчет вас?

— Мне тоже спать на кушетке?

— Да хоть под кушеткой, мне-то что. Дайте пройти! — сказала Элинор, поскольку он снова схватил ее за руку.

Он все еще смотрел прямо перед собой, а не на нее. И хмурился. Только руку не убирал. Затем проговорил:

— Знаете, в чем ваша проблема?

— Нет, — сварливо ответила она, — во всяком случае, ваша точка зрения мне неизвестна. И в чем же моя проблема?

— Вы слишком высокомерны.

Отлично. Этого она никак не ожидала.

— Я?

— Вы смотрите свысока и совершенно без причины.

— Вы говорите глупости. Отпустите меня.

— Нет. Я говорю правду, — сказал он, не отпуская ее. — Я бы мог напялить на себя костюм-тройку. Мог бы сделать заказ из французского меню. Я бы мог, если на то пошло, позвонить губернатору этого распрекрасного штата и немедленно заполучить приглашение к нему на обед для нас обоих. Но я не собираюсь делать этого.

Элинор вздохнула и посмотрела на Бена, который глупо улыбался ей, качая лысой головой.

— О чем это он?

Бен откупорил новую банку, сделал добрый глоток и тыльной стороной ладони вытер губы.

— О том, что вы ведете себя как сноб, Элли.

Она скрипнула зубами:

— Лично я почему-то этого не заметила.

Бентон медленно повернул голову и теперь, обернувшись, смотрел прямо на нее:

— Так вы даже и не знали об этом?

— Не знала и знать не хочу. Вы ведь об этом помалкивали.

— Я уже сказал.

— Что я высокомерна.

— Ага.

— И что я не знала об этом.

— Вот именно.

Она вздохнула:

— Принимая во внимание ваше… состояние… я готова выслушать вас. По отношению к кому я высокомерна?

— По отношению ко мне.

— Ах к вам!

Элинор покачала головой и сняла тяжелую ладонь со своей руки:

— Что же, теперь разговор окончен. Счастливо попить пивка. Примите наилучшие пожелания. Спокойной ночи.

Она вышла в холл, поднялась по ступенькам. Плечи болели. День был долгим.

На верху лестницы она остановилась и взглянула вниз. В квадрате света, образованного кухонной дверью, она могла лишь увидеть ноги в джинсах, закутанные в теплый мех мирно спящего сенбернара. Ноги не шевелились.

А еще она увидела, что один из бентвудовских стульев прислонен к стене в глубине кухни, задние ножки вытащены из гнезд и лежат на полу.

«Проклятье — ну и увалень! — Она должна была знать, что это могло случиться. — Если ножки треснули…»

Она осеклась. Скорчила гримасу. Пожала плечами, стараясь заглушить боль.

Вообще-то, ее не должны уже касаться подобные проблемы. Пусть эта деревенщина делает со стульями, что хочет. Они принадлежат ему.

Чувствуя себя ужасно, она развернулась, стащила туфли и потихоньку прокралась в темную прихожую.

Порыв проявить собственную независимость угас. Теперь она чувствовала себя усталой, больной, старой и потерянной.

«Ладно, Элинор Райт, прими все это должным образом, — велела она себе. — Завтра снова придется начинать все с начала. Так что быстренько прими душ, пока есть возможность, и исчезни из виду».

Бросив одежду на кровать, она вспомнила, что у нее все еще куртка Бена. Он даже не заметил. Она вернет ее завтра.