Рассвет над Майдманом

— Конечно, конечно, я и не сомневаюсь в этом, — монах с поклоном принял из рук мальчика кубок и с удовольствием отхлебнул прохладного слабо-хмельного напитка. — Ваше доброе сердце известно даже за пределами нашего королевства. Значит, он вас в последние дни новыми просьбами не допекал?

— Нет, я и вспомнил о нем только сейчас, после ваших слов.

— Ну и хорошо. А если вдруг ему вздумается с вами связаться, вы уж побеспокойте старика, дайте знать.

— Разумеется, я в тот же час вас извещу. Надеюсь, он не совершил ничего непоправимого?

— О, нет, ничего серьезного. Так, сущие мелочи: покушение на здоровье гражданина государства, недонесение начальству, сговор и крамола против государя и запретное колдовство в пределах государственного учреждения. Его оставили пока на свободе — посмотрим за его друзьями и знакомыми, — Одтарио не торопясь допил кубок и поставил его на скамью.

— Ну и ладненько, не буду больше беспокоить, — грузный монах тяжело поднялся, подарил Оргартису еще пару ослепительных улыбок и не спеша вышел из банного зала.

— Не помнит он, — хмыкнул себе под нос начальник тайной полиции. — Посмотрим, как ты теперь покрутишься. А когда старика через месяц-другой привезем сюда и нос вас к носу сведем, то получим потеху. Колдун после твоих слов с удовольствием тебя продаст со всеми потрохами. А Его Величество больше всего на свете боится сейчас магов и разных кудесников. Папенька крепко ему в голову вбил, что маги не простят отобранного золота. Так что этот шаман нам еще пригодится…

Весь в пене Оргартис шагнул на расстеленную у ванной простыню. Отпил из поданного кубка и небрежно опустил его в ванну. — Я тебе напомнил, что не люблю слишком много сахара. А ты уши себе забил грязью и даже не потрудился прислушаться к моим словам.

Через десять минут фаворит лично запорол насмерть бичом несчастного десятилетнего слугу на заднем дворе дворца.

* * *

— Послушай, Громыхатель, как давно мы не видели нашего слепого друга в сознании?

— Он приходил в себя вчера утром, ушастый. Съел все до крошки и заснул рядом с миской.

— Он меня беспокоит. Если он и дальше не будет поддерживать свои силы, то станет нашей общей могилой. Прошлый раз он бредил на языке ящеров, я не понял ни одного слова.

— А как хвостатый, почему не перевел?

— К сожалению, мы уже потеряли душу нашего невольного соседа. Он больше не откликается. Себя я ловлю иногда на том, что уже слабо различаю явь и пустоту тьмы. Скоро я истаю окончательно.

В голосе умершего орка неожиданно прорезалась печаль.

— Да, ты в этом не одинок. Остается лишь надеяться, что наши знания пригодятся новому хозяину. Хотя жаль, что мне не доведется пройтись босым по ковыльной степи.

— Давай помолимся, чтобы Глэд сделал это за нас. Чтобы он вернулся назад, не заплутал в образах нашего прошлого, чтобы тени трех душ не превратили его в безмозглого зверя, способного лишь убивать.

— Он выберется, проклятый ты пессимист! Я верю в него! Он проживет во снах наши жизни и воспримет все лучшее от каждого. А потом стряхнет шкуры умерших душ и станет самим собой, с отросшими клыками, хвостом и твоими торчащими ушами.

— Надеюсь, ты прав. Может быть, ему хотя бы достанется толика твоего упрямства и жажды жизни…

На следующее утро стражник принес еду и заменил воду у пленника. По всей видимости, тот доживал последние дни. Питался он теперь через раз и все чаще оставался лежать рядом с миской, не находя в себе сил вернуться на подстилку.

* * *

Галера прижималась высоким бортом к высокой деревянной пристани. Семеня по сброшенным сходням, двигалась цепочка крестьян, тяжело нагруженных мешками с зерном. Сенна, крепко сбитый телом староста деревни, из-под насупленных бровей смотрел на их работу. Вот уже больше часа, как должен вернуться его сын, первенец Фирстинг. Парня все не видно и старик уже начал волноваться.

Над бортом появился обнаженный по пояс бородатый мужчина, поразительно похожий на быка, вставшего на задние ноги, с чудовищных размеров грудной клеткой и шеей, смахивающей на наковальню. Рыбьего зуба, капитана галеры, природа наделила с лихвой.

— Не хмурься, Сенна, а то твое лицо вино в трюме в уксус превратит.

— Я не помню, чтобы в списке указывал вино.

— А ты и не вспоминай, это не твой груз. Тебе я привез зерно, пеньку и холстину. К вечеру разгрузитесь, завтра пойду ниже по течению, там найдется место и для доброго вина.

— Не удивительно, что ты не захватил с собой ни одного плуга или косы. У тебя трюм забит совсем другим.

— Не ворчи, старый пыльный мешок! Не моя вина, что бароны пришлют заказанные тобой железки только на следующей неделе, — Зуб почесал пятерней лохматую грудь и с интересом посмотрел на перекинувшийся между берегами деревянный высокий мост. Галера легко проходила под ним с опущенными мачтами. — Сколько не смотрю, все не налюбуюсь! Сколько времени его строили?

— За год управились, — буркнул староста. — Здесь зимы терпимые, ледоход опоры не сносит. Хотя я бы лучше дерево на добрый частокол потратил, перед степью голые стоим.