Цена показалась Винниченко просто мизерной. Во-первых, вопрос об уплате долгов решен уже давно — еще при Центральной раде: кому угодно заплатить царские долги де-факто, лишь бы за это кем угодно была признана де-юре «самостийная Украина».
Глава директории повертел бумажку в руках и, небрежно кивнув, вернул ее Фредамберу.
Фредамбер вкрадчиво сказал:
— Подписание соглашения, составленного на основе этого обязательства, состоится особо. Но на проекте обязательства нужен ваш гриф.
Он обмакнул перо в чернила и подал его Винниченко.
Винниченко взял перо.
Пятьдесят лет! Это означало, что в течение пятидесяти лет дети и даже внуки теперешних граждан Украины будут покупать билеты для проезда по своим железным дорогам в французских кассах, даже чтобы съездить на дачу из Киева в Боярку. В воображении писателя Винниченко должен был бы возникнуть хотя бы гротеск: чтобы поехать из Киева в Боярку, нужно сбегать… в Париж за железнодорожным билетом… Но Владимир Кириллович был бездетный, а будущее украинских граждан, — об этом он не думал. Он легко коснулся пером бумаги в левом верхнем углу. На обязательстве появился государственный гриф… президента республики.
Фредамбер аккуратно сложил бумажку и спрятал ее обратно во внутренний карман.
Документ этот теперь удостоверял, что — буде удержится на Украине власть националистов-сепаратистов — из приходной части бюджета украинского государства выпадет основная приходная статья: железнодорожный транспорт. Тридцать, сорок, а затем — исходя из нормы естественного прироста населения по индексу рождаемости — и пятьдесят миллионов граждан Украины в течение полувека будут платить за все свои переезды по железной дороге, а также за перевозку всех грузов — французским коммерсантам и банкирам. За полстолетия это составит сумму, на которую… можно было бы приобрести имущество — движимое и недвижимое, на поверхности и в недрах — чуть ли не всей Французской республики. Сверх того, украинские трудящиеся в течение десятков лет будут выплачивать еще и большие налоги, чтобы рассчитаться с долгами, которые наделал вопреки их воле и для их же закабаления… царь Николай Романов: на полицию, тюрьмы, ведение несправедливых войн…
Фредамбер был не на шутку взволнован сознанием, какую выгодную для Французской республики операцию он проделал, и задумался, прикидывая: что же получит он в благодарность за это?
Глава директории между тем воспользовался паузой, чтобы заговорить о том, что его собственно больше всего беспокоило.
— Французское командование, — начал он, и в тоне его прозвучала не то чтобы обида, ибо дипломаты не разрешают себе проявлять это присущее простым смертным чувство, но во всяком случае неприкрытая досада, — французское командование во всей этой бесконечной цепи длящихся до сих пор недоразумений с правительством Украинской народной республики обвиняет директорию в том, что она якобы проводит на своей территории пробольшевистскую политику. И именно это мешает обеим сторонам — директории и французскому командованию — достичь полного взаимопонимания. — Винниченко раздраженно передернул плечами. — Смею вас заверить, полковник, что такие наговоры являются лишь плодом недоразумения, результатом коварных интриг, которые плетут против украинского националистического движения русские монархисты — белогвардейцы, вроде излюбленного вами генерала Гришина-Алмазова, а то и самого Деникина. — Фредамбер хотел что-то сказать, но Винниченко его остановил, предостерегающе подняв палец. — Поверьте мне, полковник, что эти утверждения выглядят просто смехотворно: обвинять в большевизме правительство, которое своей первейшей целью ставит именно вооруженную борьбу против большевиков! Французское командование, — поучительно заметил Винниченко, — должно было бы разобраться в местных условиях, изучить их и, основываясь на этом, понять, что, используя, в наших декларациях некоторые лозунги, идентичные, так сказать, кое-каким лозунгам большевиков, мы тем самым хотим лишить большевиков возможности выступить против нашей программы и домогаться захвата власти на Украине.
— Прошу прощения! — прервал, наконец, Фредамбер речь Винниченко, грозившую превратиться в изложение программы украинских сепаратистов-нациоиалистов. — Прошу прощения, что перебиваю вас, но это недоразумение мы с вами разрешим в одну минуту. Командование вооруженными силами Антанты считает, что директория, наоборот, слишком мало использует большевистские лозунги.
— Что? — переспросил Винниченко. Ему показалось, что он ослышался. — Как вы сказали?
— Мы полагаем, — сказал Фредамбер, — что директория должна сделать особый упор на большевистские лозунги в своей программе.
Винниченко смотрел на Фредамбера. У него даже язык отняло. Да представитель ли Антанты сказал то, что он сейчас услышал? Или он, может быть, не так расслышал то, что сказал представитель Антанты?
— Простите, — проговорил глава директории, — вы, кажется, сказали, что…