Рассвет над морем

При объединении отрядов командиром полка был выбран матрос второй статьи Овчарук, а слесарь Столяров принял на себя обязанности комиссара.

По случаю объединения партизанских групп и оформления их в отдельный полк Красной Армии был устроен летучий митинг, который состоялся в парке, на широкой поляне близ большого пруда.

Стояла ранняя весна. Снег давно уже растаял под лучами южного солнца. Правда, земля и на поляне и под деревьями была белая, словно присыпанная снегом. Но это щедро вызвездило первым весенним цветом: буйно расцвел подснежник. Вокруг высились еще безлистные деревья, однако и они уже не были по-зимнему оголены: кое-где замелькала прозелень, набухали почки. Неожиданно и удивительно выглядел парк: каждое дерево здесь встречало весну по своему собственному календарю.

На огромной территории парка, что раскинулся в ложбине, среди безлесной степи, росло много различных пород деревьев. Были здесь деревья с далекого севера нашей отчизны, были деревья и из южных заморских стран. Здесь росли кедры — сибирский и ливанский, под сенью северной ели хоронилась южная маслина; рядом с черным африканским орехом тянулась к голубому небу стройная русская береза. Еще не сбросив сухой прошлогодней листвы, стоял дуб рядом с австралийским кленом, ветки которого были еще совершенно голыми; на ветвях вяза только-только появились твердые и холодные почки, но почки на конском каштане были уже теплые и клейкие; на вербе распускалась завязь, тополи обвесились сережками, а японская вишня расцвела нежным розовым цветом. В этой волшебной долине, средь бескрайной голой степи, сотни различных пород деревьев словно объединялись в своеобразный всемирный лес. Склоны оврагов, окаймлявших долину, местами круто обрывались, образуя нечто вроде ущелий, местами плавно спадали вниз.

Партизаны отдельного полка Красной Армии выстроились в каре. Посредине каре на тачанке стояли только что избранный командир полка, комиссар, знаменосец и пулеметчик. Старейший среди партизан, седой чабан Ковинько, держал знамя полка — красный стяг с надписью «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и с золотой эмблемой серпа и молота. Древко знамени было сделано из длинного чабанского посоха. Самый младший из партизан — юный рудокоп из Криворожской шахты «Нина» — сидел у пулемета «Гочкис», упертого треногой в сиденье тачанки.

Первым держал речь командир, матрос второй статьи Клим Овчарук. Он застегнул бушлат на все пуговицы, снял бескозырку и поклонился красным партизанам.

— Товарищи! — крикнул Клим Овчарук, и хриплый голос его разнесся по всей поляне, покатился над многочисленными породами деревьев степного леса. — Поднимем гордо наши седые и юные головы. Всем нам, и бородачам и таким, у которых нечего над губой ущипнуть, выпала большая радость и великая честь — разрушить старый, эксплуататорский мир до основания и затем построить новый, в котором кто был ничем, тот станет всем! Правильно я говорю, товарищи флотские?

— Правильно! — в один голос гаркнул отряд «Полундра».

— Правильно! — прокатилось по каре.

Все здесь — и пехотинцы, и кавалеристы, и пулеметчики на тачанках — прекрасно понимали, что командир говорит сейчас со всем полком, хотя и обращается, по флотской привычке, к морякам. Бойцы отряда — шахтеры, чабаны и хлеборобы — каждый любил свое дело и понимал, что людям всякой профессии свойственны свои привычки.

Клим Овчарук одобрительно кивнул.

— Я говорю — правильно, вы говорите — правильно, да и весь трудовой народ говорит — правильно! Выходит, что и в самом деле правильно, товарищи?

— Правильно! — еще раз единодушно подтвердил полк.

Клим Овчарук вдруг что было силы хлопнул своей бескозыркой о днище тачанки и крикнул так, что эхо покатилось за поляну, за край огромного парка, далеко-далеко в бескрайную степь, ко второй линии дозоров, выставленных боевой охраной в степи:

— Так нет же, братишки! Есть такие мазурики на свете, что говорят наперекор трудовому народу: неправильно.

Мертвая тишина сковала ряды партизан. Бойцы насторожились, а полундровцы даже схватились за маузеры.

— Кто это говорит? Давай его сюда! Сразу же ему будет амба!

Овчарук обвел ряды грозным, но торжествующим взглядом.

— Кто, спрашиваете вы, говорит, что мы не по правде поступаем? Кто брешет, что мы неправильно делаем, разрушая старый мир рабства и эксплуатации и строя новый — без панов, помещиков и паразитов буржуев?

Он помолчал, обводя шеренги бойцов своим острым взглядом, а потом крикнул, точно выстрелил в ряды партизан, стоявших перед ним:

— Пес Петлюра говорит, что не по правде мы действуем!

— Врет, собака! — раздался чей-то голос.

— Поганый щенок!

— Панский лакей!

— Труба ему! Накрутим ему хвост! Дай только срок!

На голову пана Петлюры и петлюровцев отовсюду сыпались далеко не двусмысленные пожелания.

Овчарук тем временем шарил по карманам бушлата. Наконец, он нашел сложенный вчетверо листок и не спеша стал его разворачивать.

Снова наступила тишина. Командир собирался что-то огласить, и все взгляды были прикованы к его рукам.

Овчарук развернул и расправил листок.