Рассвет над морем

Когда все члены петлюровской половины депутации уселись на свои места, мосье Энно спросил:

— Какие же вопросы имеют ко мне уважаемые представители украинской общественности?

Как ни странно, в ответ на это мосье Энно услышал не вопросы, а целый ряд притязаний.

И изложил эти притязания в почти наглой форме человек какой-то неожиданной внешности.

Собственно лицом и фигурой это был как будто вполне приличный и даже видный мужчина. Стрижен он был ежиком, взгляд имел пронзительный, усы торчком, к тому же еще нафабренные, а держался прямо и осанисто. Вся фигура и поведение его выдавали в нем военного человека, да еще с немалым стажем и в немалых чинах. Впечатление «неожиданности» во внешности этого бравого вояки создавала его одежда.

Серую солдатскую шинель пехотинца старой русской армии и кепи «керенку», то есть обыкновенную кепку сукна хаки с длинным и широким суконным же козырьком, выдающимся далеко вперед, и верхом, отчаянно сплюснутым назад, на самый затылок, — наиболее распространенный мужской головной убор эпохи «керенщины», — эту верхнюю одежду бравый воин оставил на вешалке в вестибюле. Стоял он теперь, одетый не во френч и галифе, принятые в то время военными во всех армиях, а в рейтузы бирюзового оттенка «жандарм» и в темно-синий мундир с малиновыми отворотами — генерала царской армии довоенного времени. Но ни парадных генеральских эполетов с висюльками, ни строевых генеральских погонов с муаровым зигзагом у генерала на плечах не было. Вместо всего этого на левом рукаве у генерала был большой трезубец из золотой парчи — похоже, что из поповской ризы, а на воротнике — два небольших трезубчика золоченой жести, вроде вил кверху зубьями. Такой же трезубец, только значительно больше размером, был у генерала и на груди. Под трезубчиками на воротнике, трезубищем на груди и парчовым трезубцем на рукаве были еще пущены в качестве подкладки желто-голубые шелковые ленточки.

Был это, вне всякого сомнения, генерал, и, безусловно, генерал украинский. А поскольку украинские гетманские генералы носили форму другую и ранговые различия у них тоже были несколько иные, то из существовавших тогда украинских национальных военных формирований он мог быть генералом разве что неведомых еще и никем не виденных войск белоцерковской директории.

Это и в самом деле было так, хотя до места расположения войск директории было с полтысячи километров, а в самой Одессе, где в эту минуту находился генерал войск как-никак антигетманской директории, держалась еще власть антидиректориального гетманского «правительства».

Но генерал войск директории немедленно же дал разъяснения, с них собственно и начав свою речь:

— Являюсь парламентером, потому прошу не удивляться моему присутствию здесь, на контролируемой гетманщиной территории: как парламентер, пользуюсь правами экстерриториальности и дипломатической неприкосновенности, хотя и не имею ранга посла.

Генерал войск директории сообщил, что прибыл только сегодня утром и направился прямо в резиденцию полномочного представителя Антанты для ведения переговоров, а вышло так, что попал он как раз в то время, когда представитель Антанты давал аудиенцию «депутации от украинской общественности». В этом генерал усматривал определенный символ и добрый знак — сама судьба озаботилась будущим Украины, сведя его с депутацией украинского единения. Попал генерал как раз в ту минуту, когда депутация украинского единения, перессорившись, разбежалась кто куда, однако он об этом умолчал.

Вместо этого генерал недвусмысленно дал понять, что в скором времени — как только члены белоцерковской директории въедут в завоеванную столицу на белых конях победы и будет создано «правительство Украинской народной республики» — ему, генералу, предстоит занять в этом «правительстве» пост военного министра. Поэтому все, что он говорит сегодня или скажет впредь, может быть принято как вполне официальные декларации правительства УНР, во всяком случае — генерального штаба при батьке головном атамане Симоне Петлюре.

Генерал назвал и свою фамилию — Греков.

«Депутация от украинской общественности» с ориентацией на директорию, сидевшая в зале и слушавшая речь генерала Грекова, полномочного представителя директории и будущего военного министра УНР, сопровождала каждое слово генерала Грекова бурной овацией, шумно аплодировала и вопила «слава».

Мосье Энно, консул Франции, сидел совершенно ошарашенный.

Что за черт? И откуда это все взялось? Таинственная директория, возникшая с целью низложить украинского гетмана, поддерживать которого прислан сюда он, консул Франции, и которая уже помешала ему, консулу, попасть в Киев для выполнения своих высоких обязанностей, — эта самая директория невесть откуда вдруг объявилась сама, прямо здесь, да еще в лице генерала, который собирается стать военным министром в стране величиной с Францию.