— Мы пойдем дальше. — Ничто не могло остановить его на пути к дому — ни римляне, ни разбойники, ни даже боги. Он сможет вдохнуть воздух свободы только тогда, когда они спустятся с гор и окажутся в густых лесах его родных мест. И тогда он решит, что делать с Феофилом. Атрет наклонился, взял мехи с вином и ушел в темноту.
Феофил увидел, как встревожилась Рицпа, и постарался приободрить ее, как только мог:
— По дорогам всюду выставлены дополнительные патрули.
— Чем дальше мы идем, тем становится тяжелее. Иногда мне кажется, что чем ближе мы к Германии, тем дальше мы от Бога.
— Бог всегда с нами, Рицпа.
— Как холодно! — Рицпа плотнее закуталась в теплый плащ, который дал ей Атрет. — Он тебе до сих пор не верит.
— Я знаю.
— Он знает путь домой от Рейна.
Феофил кивнул.
— Мы с тобой прекрасно знаем, что, если в Божьей воле, чтобы мы вместе дошли до Германии, мы дойдем до Германии вместе.
Рицпа молилась о том, чтобы глаза и сердце Атрета были открыты для истины.
Они отправились в путь на рассвете.
28
Рицпа пробиралась по снегу, который завалил узкую дорогу в горах, и изо рта у нее шел пар. Халев наконец–то прекратил плакать, после того как она закутала его в свой теплый плащ и прижала к груди. Все ее тело ныло. Легкие горели. Ног она уже почти не чувствовала. Двумя днями раньше они достигли перевала и теперь спускались по склону гор, но и сейчас они двигались довольно медленно. С каждым днем путь становился все труднее и отнимал у них все больше сил.
Долина, которая виднелась внизу, походила на рай, и Рицпе приятно было смотреть на кристально чистое озеро, окруженное вечнозеленой растительностью и лугами. «Завтра суббота», — сказал ей Феофил. День отдыха.
— Это Германия?
— Еще нет, — сказал Феофил, также тяжело дыша; изо рта у него тоже клубами шел пар. — Через несколько дней мы дойдем до Рейна. А еще через два дня будет гарнизон.
Атрет бросил многозначительный взгляд на Рицпу.
— Нам нужно там будет остановиться, Феофил?
—
— Федераты! — презрительно усмехнулся Атрет, который не верил, что кто–то из германцев может добровольно пойти служить в римское войско. — Ты, наверное, хотел сказать «германские
— Не все германцы считают Рим своим врагом.
— Конечно! Среди них тоже есть глупцы и предатели.
— Тебя не было дома одиннадцать лет. Очень многое изменилось.
— Не
— Восстание давно уже подавлено.
— Рим может построить здесь хоть сотни гарнизонов, но эта земля никогда не будет принадлежать империи!
— Согласен, — сказал Феофил, не испугавшись гнева Атрета.
Атрет недоверчиво посмотрел на него.
— Ты согласен? — недоверчиво спросил он. — И это говоришь ты, римский сотник, поклявшийся служить Риму?
— Галлы подавлены и покорились Риму, но германцы по–прежнему сопротивляются, — сказал Феофил. — Когда–нибудь и они успокоятся, может быть, для этого понадобится немало времени, но сейчас они не покорены. И я надеюсь привести их к Господу. Если они обратятся к Нему, то всю свою силу они смогут обратить на служение Господу.
Атрет презрительно засмеялся.
— Никакой нормальный хатт не примет Бога, Который отправил на распятие Собственного Сына. Что толку от слабого и бесполезного Бога? — Вытянув руку в сторону леса, германец добавил: — Эта земля принадлежит Тивазу.
— Но была сотворена всемогущим Богом, — сказал Феофил.
— Тогда пусть Он попробует взять ее обратно, — Атрет повернулся к нему спиной и снова пошел по дороге.
На отдых остановились возле кристально чистого озера. Феофил с Атретом отправились на берег, чтобы попробовать поймать рыбу, а Рицпа собирала сосновые шишки. Срывая их с веток, она посматривала в сторону Халева, который оставался на том месте, где они остановились. Ребенку нравилось все, что его окружало, и он, делая неуверенные шажки, передвигался от камней к деревьям, играл с островками оставшегося снега.
Собрав сухие шишки, Рицпа вернулась и стала разжигать костер, заранее сооруженный Феофилом. Сотник вернулся с озера с тремя большими рыбинами, которые он положил рядом с ней. Нанизав одну из них на вертел, Рицпа принялась за жарку.
Солнце клонилось к закату, и небо, отражавшееся на ровной глади озера, окрасилось в удивительные цвета. Рицпа никогда еще не видела такой красоты.
Потом появился Атрет; Рицпа видела только его темную фигуру на фоне яркого заката. Германец поднимался от берега озера с пустыми руками. Когда он подошел к костру, Рицпа уже сняла с вертела третью рыбу, а Феофил опустился на колени, чтобы помолиться.