Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]

— Ты напугал его. — Атрет сунул малыша ей в руки, не сбавляя шага. Рицпе пришлось успокаивать Халева и не отставать от Атрета. Один шаг могучего германца равнялся ее трем, и она быстро начала задыхаться.

— Я не могу так идти! — выдохнула она, и Атрет слегка сбавил темп, взяв ее за руку, чтобы она шла рядом. — Ты знаешь дорогу? — спросила Рицпа, чувствуя себя все в меньшей безопасности по мере удаления от Феофила.

Атрет шел, не открывая рта.

— Феофил знает дорогу…

Атрет остановился и повернулся к ней, окинув ее бешеным взглядом.

— Заткнись! И не повторяй при мне больше этого имени! Понятно тебе? Я терпел его на корабле только потому, что у меня не было другого выбора. Теперь хватит!

Несколько часов они шли, слившись с толпой путников, направлявшихся в Рим. Им приходилось сторониться многочисленных повозок, которые двигались в обоих направлениях. Четырехколесные, запряженные четверками лошадей, реды везли целые семьи. Двухколесные и запряженные парами лошадей кисии мчались по дороге, управляемые молодыми аристократами, которые мало заботились о безопасности пеших. Были здесь тяжелые повозки, которые везли грузы, различные товары, в паланкинах ехали чиновники, торговцы, богатые путешественники, которые направлялись в Рим с посланиями, товарами или огромными надеждами на исполнение своих желаний. Сотни людей шли в Рим, и среди них — Атрет и Рицпа с Халевом на руках.

Они ненадолго остановились у одного из тех столбов, которые устанавливались через каждую тысячу шагов и где были указаны ближайшие от данного места города, а также имя императора, при котором эта дорога была построена. Были написаны на них и даты ремонтных работ с именами тех императоров, при которых эти работы проводились. Атрет не понимал, что там было написано, а Рицпа понимала только отчасти, благодаря тому, чему ее в свое время научил Семей.

Атрет открыл мешок, который был привязан к его поясу, и дал Рицпе горсть сухих зерен. Такую же горсть он отправил себе в рот. Открыв мехи с вином, он налил вина Рицпе в ладони.

— Мехи уже почти пусты, — сказала Рицпа, выпив немного вина.

— Потом возьмем еще, — сказал Атрет, снова взваливая мехи себе на плечи. — Корми ребенка по пути.

В город они вошли, когда солнце уже клонилось к закату. У городских ворот недовольно ворчали торговцы, потому что их не пускали с повозками до утра. После захода солнца всякое движение транспорта по улицам Рима запрещалось.

— Далеко нам еще? — спросила Рицпа, выбившись из сил.

— Далеко, — угрюмо сказал Атрет. Его взору издалека открылся императорский дворец, и он знал, что до арены, которая была ему так хорошо знакома, еще несколько часов пути. Если он найдет лудус, ему легче будет разыскать гостиницу Пунакса. Если нет, он разыщет кого–нибудь, кто сможет передать послание Бато, ланисте римского лудуса. Было уже поздно, а идти было далеко. Атрет еще мог бы дойти, но Рицпа очень устала.

Атрет заметил небольшой парк неподалеку.

— Эту ночь переночуем здесь.

Рицпа обратила внимание на шатающихся поблизости людей, чей вид не внушал доверия, но не стала протестовать. Если они вздумают напасть, пусть обо всем позаботится Атрет.

Начинало холодать, на небе собирались темные тучи. Атрет повел Рицпу по узкой тропе между деревьями. Скоро они подошли к увитому виноградником фануму. Рицпа остановилась и уставилась на него, испытывая нехорошее предчувствие.

— Вспоминаешь, как мы в последний раз сидели в таком же сооружении? — насмешливо спросил Атрет.

— Я буду спать там, — сказала Рицпа, указав на ряд густых кустов.

— Не думаю.

— А мне плевать, что ты думаешь! Я устала, голодна и ссориться с тобой не собираюсь!

Он услышал ее дрожащий голос и понял, что сейчас она заплачет.

— Будет холодно, Рицпа.

— Не смей говорить мне о тепле! — Выхватив одеяло из поклажи на его плече, Рицпа оставила германца на дороге и направилась к кустам.

Стиснув зубы, он направился к фануму и устроил там себе постель. До него доносился плач Халева, который в темноте звучал особенно жалостливо. Тучи поочередно закрывали луну, погружая фанум и весь небольшой сад во мрак. Плач сына казался Атрету душераздирающим. Раздался гром, и по мраморной арке над головой германца забарабанил дождь.

Атрет встал и решил найти Рицпу, плач сына облегчил ему задачу. Заглянув под большой куст, Атрет увидел, как Рицпа скрючилась под промокшим одеялом.

— Уйди, — сказала она, и Атрет понял, что она плачет вместе с ребенком.

— Женщина, как видишь, не один я такой несгибаемый и упрямый. — Холодный дождь лил Атрету на голову и стекал по спине, под тяжелым шерстяным одеялом, в которое он завернулся. — Подумай о ребенке.

Стуча зубами, Рицпа встала и пошла за Атретом в фанум. Стряхнув влагу со своего шерстяного одеяла, она постелила себе на мраморном полу и легла. Он сидел на скамье и ничего не говорил. Она вся дрожала. Он слышал, как она тихо разговаривала с ребенком. Когда Халев начинал плакать громче, она вставала и начинала его кормить.