Рассвет нового мира

— Неужели ты думаешь, я получу удовольствие, уничтожая личность пусть даже и врага, но человека, такого же, как я? Неужели ты, в самом деле, считаешь меня бездушным чудовищем? К сожалению, мне не чужды сострадание и муки совести. Боюсь только, что в нашем положении то и другое — непозволительная роскошь. Я рад быть белым и пушистым. Но как? Я разве просился в это болото? Нет, не просился. Я хотел другого. И разве виноват теперь, что и в новых обстоятельствах продолжаю хотеть жить? Пусть это звучит странно, но есть, есть оно, это наименьшее зло.

— Превращать человека в фактотума — нечестный приём.

— Свою честь каждый поддерживает, как может, и так, как считает правильным. Ради своей чести я готов рискнуть. В конце концов, у Сына чародея есть шансы меня заломать в процессе обработки. Поединок-то будет честный. Пусть пытается…

— Ты всерьёз, что ли? — ахнула айн. — Ну, дура-ак!

— Отчасти серьёзно, отчасти нет. От преимуществ отказываться не собираюсь, но и шанс-то у жертвы остаётся. Разве нет?

— Вообще да, — рассуждала демоница. — Но я даже не знаю… Сперва даже, честно говоря, подумала, что зря я тебе помогала от него отбиваться. Вроде того, что надо было тебя сдать с потрохами и переходить в его распоряжение. Ведь там у меня были бы перспективы. Правда, это я лишь сейчас понимаю. Тогда я его переоценила. И побоялась. И к тебе уже как-то привыкла, а ведь всегда есть надежда, что с тобой удастся столковаться…

— И ты мне сейчас это говоришь без опасений?

— А за что ты станешь меня наказывать? Разве есть за что? Я ведь честно всё рассказываю. И ничего плохого тебе не сделала. Мало ли о чём думала? Думать может всякий!

— Ты лишь напоминаешь, что тебе никогда нельзя будет доверять.

— Но почему же? — искренне изумилась она. — Разве я не доказываю свою лояльность?

— Ох, балаболка…

— Тебе решать, — ответил расстроенный Кербал. Мне показалось, он уже упорствует по инерции. — Конечно, тебе. Но мне кажется, что этот поступок может тебя дискредитировать как будущего государственного деятеля, как лидера. Ты ведь хочешь им стать. И с каким багажом, с какой репутацией придёшь к настоящей власти?

— Репутация государственного деятеля зависит не от его поступков, — ответил я, внимательно разглядывая собеседника, — а от пропаганды. Это факт, а с фактом не поспоришь. Так чего мне стараться соответствовать чужим представлениям о хорошем? Тем более разнообразие этих представлений настолько велико, что соответствовать всем сразу в принципе невозможно. А для меня — в особенности. Кто я в глазах монильцев? Я — кейтах. От меня, как от зачумлённого, до конца времён будут шарахаться. Так какой смысл перед общественным мнением польку-бабочку танцевать? Можно расслабиться и делать всё, что считаешь нужным.

— Может, ты и прав. — Монилец задумался. Лицо его разгладилось, словно кусочек фольги, по которому аккуратно прошлись ложкой. Неужели его действительно так волнует моя репутация? Ну что ж, допустим, он действительно думает, как будет выглядеть рядом с таким покровителем, как я.

— Вот с чем я категорически не согласен, так это тратить время на обсуждение подобных вопросов с политиками, — заявил один из спецназовцев. — Если решено — а решено толково, аргументы веские — так надо делать. Всё верно: потом пусть политики стараются, приукрашивают, объясняют. Сейчас важно выиграть.

Я видел в его взгляде заинтересованность. Да, конечно, судьба монильской Гильдии Тени совершенно его не трогала, разве что так, как может вызывать любопытство результат тараканьих бегов или петушиных боёв у того, кто не является фанатом этих развлечений, хоть и азартен по природе. Но тут вдобавок возникал иной подход к оценке ситуации: его бойцы участвовали в налёте, захватывали пленных, должны были продолжить операцию, и, конечно, проблема в виде Гильдии переставала быть абстрактной.

Это уже вполне конкретный противник, которого нужно переиграть хотя бы из соображений принципа, престижа. Выигрывать, в конце концов, намного приятнее, чем садиться в лужу. Кроме того, это хорошо укрепляет боевой дух подразделения, способствует его дальнейшему сколачиванию.

Разумеется, офицера спецназа мало волновала моя личная репутация или там перспективы моей политической карьеры. А вот мои действия, могущие увенчать кампанию против Гильдии несомненным успехом и заодно сэкономить время, усилия и жизни — интересовали живо. Хотя я понимал всё это, поддержка была мне приятна. Как бы я ни убеждал себя, что отношение этих ребят мне безразлично, их симпатия или хотя бы одобрение были мне дороги. Я уважал их как непревзойдённых мастеров своего дела, преуспевших в сфере, где я не то что полный ноль, а вполне себе отрицательная величина.

Признание человека, к которому испытываешь уважение, вдвойне ценно.

— Мне нужно будет побеседовать с Дьюргамом, — сказал я Кербалу. — Сможешь устроить?

— Думаю, Дьюргам и сам захочет с тобой поговорить. Причём в самом скором времени.

— Полагаешь, он тоже примет в штыки мою идею насчёт Сына чародея?