Рассвет пламенеет

— Значит, ты по-настоящему любила его? — заговорила Тамара Сергеевна, чувствуя, что Лене надо поговорить, что ей так будет легче.

— Так вы догадались об этом? — не сразу спросила девушка. — Ну, что же, теперь скрывать не стану: любила и люблю. Только не подумайте, что я способна пойти на какую-нибудь глупость, — медленно, отделяя слово от слова, добавила она.

Разговор оборвался. А утром Лена проснулась от стука в дверь, проснулась с тупой болью в голове, с чувством, как она выразилась, безобразной слабости во всем теле.

— Опять пошли!.. по этим противным горам?! — был ее первый вопрос к Рождественскому, когда тот вошел в комнату.

— Нет, вначале пойдем по низменности. Горные перевалы начнутся дня через два, — пояснил Рождественский. — Ну, как вам тут спалось?

— Мы-то находились в помещении, а вот как вы коротали ночь? — сказала Магура, не спеша застегивая шинель.

— Переночевал, — уклонился Рождественский от прямого ответа. — Я за вами: идемте завтракать. Скоро уже выступаем, — давайте быстрей, быстрей!

Прошло еще полчаса, и батальон, как всегда, построившись в колонну, уже выходил из Джгубги. Сравнительно ровная дорога была размята грузовыми автомашинами, грязи не оберешься. А впереди простиралась низменность между двух грядообразных хребтов, у подножья которых большей частью виднелись раскисшие болотистые места, разрезаемые бурной горной речушкой. Днем делали короткие привалы, для этого выбирали обомшелые незаледеневшие равнинки. На них разбросанно торчали осинки и ольшаник — чахлые, и невесть сколько им лет. Стволы этих деревьев от земли покрыты мхом и лишаями. И хотя было зимнее время, вокруг них стоял нестерпимый запах тлеющих корней, опавшей и гнившей в воде коры.

В таких же местах дальше и ночевали, разводя костры. Низом полз дымного цвета туман — сырой и до костей пронизывающий холодом. Все скрывалось в нем. Только вблизи костров различались неуклюже шевелящиеся фигуры солдат.

XXXV

Шли уже пятые сутки, после того как была оставлена Джгубга. Уже было проделано более сотни километров по вязкой дороге, перейдено немало перевалов. Последних два дня шли без обоза, неся за плечами вещевые мешки, набитые продуктами и боеприпасами. Все остальное воинское имущество было навьючено на лошадей. Здесь дорога стала совершенно непроходимой для обозных упряжек, и их, с согласия командира полка, перед предпоследним подъемом оставили с хозчастью внизу.

Навьюченных лошадей ездовые за поводья повели по вязкой дороге. Примерзшая земля раздавалась, и ноги проваливались в буроватую жижицу, поэтому, прежде чем сделать шаг, нужно было выбрать место с окрепшей коркой или попробовать обманчивую поверхность палкой. А что уж говорить про лошадей — вязли чуть ли не до колен.

Для батальона же был выбран другой путь — впереди пошел Рождественский с небольшой группой людей, по следам которых должны были двигаться все остальные во главе с Симоновым.

Подъем с самого начала оказался много трудней, чем этого ожидали, — скользили ноги по заснеженной, но непромерзшей почве, часто удлинялся путь, — нужно было обходить обрывы, сыпучие оползни и каменеющие глыбы красноватого известняка. Рождественский то и дело поглядывал на дальние лесистые гребни, порой принимая их за вершину. Но, добравшись до них, видел впереди другие, более высокие, заросшие лиственным лесом увалы. И только после обеденного привала сквозь редкую дымчатую туманность показалась настоящая вершина хребта. Она была еще далеко-далеко, словно зацепившаяся за медленно и низко плывущие облака.

— Давай, давай, товарищи! — прикрикнул Рождественский, оглянувшись.

— Эй, товарищ комиссар, — откликнулся Вепрев, — поводить бы по этим путям-дорожкам Гитлера, чтоб его черти слопали!

Рождественский шел впереди всех, опираясь на палку. Чем выше он поднимался, тем крепче становилась почва. Под ногами уже похрустывал подмерзший снежок, и больше не проступала из-под него буроватая жижица. Зато ощутимей стал ветер — холодело.

На ровную вершину вышли под вечер. Дождавшись батальона, Рождественский спросил у Симонова:

— Привал сделаем, Андрей Иванович?

— Булат приказал, чтобы засветло продвинуться поближе к спуску перед Горячим Ключом, — сказал Симонов. — Пусть люди идет потихоньку, а мы с тобой пройдем-ка вперед да осмотримся до подхода батальона. Где-то здесь придется заночевать.

Они ускорили шаг и скоро уже были на значительном расстоянии от колонны батальона. И чем дальше шли, тем трудней становилось дышать. Горы постепенно совершенно преобразились: здесь было больше снега, отсвечивающего синевой на изломах. Западали и слабые солнечные лучи. Солнце же увидели несколько позже; оно оседало за горы, суживаясь, точно щурившийся глаз, и чуть-чуть озаряя лесистые вершины. Синева чистого неба уже начала густеть, напоминая о приближении вечера.

— Сейчас, пожалуй, мы увидим Горячий Ключ, Андрей Иванович, — сказал Рождественский, идя впереди узенькой тропинкой под отвесом. — Давай дальше, дальше проберемся.