Рассвет пламенеет

— Океана не видел, а море, Азовским называется, видел. Рыбы в нем — ух! На экскурсию ездили, папа возил. Он педагог…

— Это как — педагог?

— Ну, учитель, значит.

— А-а… детей, что ли, учил?

— Нет, учил больших, как я.

— Ух ты — большой!

— Большой, — совершенно серьезно сказал Яша и смолк.

— Ну, ладно, верю — большой, — примирительно проговорил старик. — Попаси Саврасого, во-он туда его, по огороду, у канавы…

* * *

Прохор рассказал Рождественскому о том. Что он видел в степи.

У комиссара складывалось твердое убеждение, что наступать отсюда противник не намерен, что здесь, по обрывистому скату от Терека и по равнине в сторону Ногайских песков, им создана прочная оборона. Сообщение Лены о том, как поспешно отбыли из Ищерской офицеры, Настины жильцы, подтверждало, что где-то в другом месте Клейст концентрирует силы для прорыва обороны советских войск.

— Слушай, Прохор, — дрогнувшим голосом, насторожившим Лену и хозяина, позвал Рождественский, — смотри! — Он указал рукой сквозь окно. — Странный мальчик какой-то…

Подойдя к окну, Лена увидела мальчика метрах в трехстах, стоявшего возле лошади спиною к окнам. Одет он был в длинный ватник с поднятым воротником.

— Титыч, в окно-то не очень, не надо бы вам, народ ходит… — обеспокоился Прохор. — Сядьте за притолоку. Заметить могут. А мальчик — это сиротка, Федоров сынишка теперешний. Нервный мальчонка, что верно, то верно.

— Сколько стоит — не шелохнется! — заметил Рождественский.

— Такой уж он и есть. С людьми неразговорчив, все молчком больше. Только к нашей Насте льнет…

— Мне вспомнилось такое… близкое очень, — грустно произнес Рождественский и отошел от окна. Он не сел к столу. В глубоком раздумье долго смотрел в темный угол. «Нет, нет, — мысленно произнес он, — это уже нервы!» — И тихо вымолвил: — Суровая она, жизнь…

* * *

Вечером Рождественский прощался с Леной и радистом.

— Будьте смелы, но цели здесь перед вами иные, чем в бою, — сказал он. — Будьте осторожны. И еще раз — будьте осторожны!

Когда Прохор увел радиста, Лена села за стол. Перекладывая спичечную коробку с места на место, она сказала задумчиво:

— Мы, Александр Титыч, обязательно встретимся.

— Встретимся, конечно, — уверенно ответил он.

Лена опустила голову. Казалось, что в эту минуту она не знала, как упрятать свой взор, и делала вид, будто поспешно ищет что-то у себя на коленях.

Рождественский понял, с какой силой она сдерживает свое волнение.

— Мне пора, Лена, — решительно сказал он.

Лена встала и молча пошла впереди него, направляясь в сад.

Уже была полночь. Вблизи станицы, над вражеской обороной к северо-востоку взмывали к небу ракеты, изливавшие безжизненный бледный свет. Обняв ее за плечи, он мягко сказал:

— До свидания, Аленка.

— До свидания, — прошептала она. — Счастливого вам пути, Александр Титыч.

— Ну, пошли, Прохор.

— А я готов, — пошли.

На окраине станицы они встретились, наконец, с Рычковым. Тот уже давно не видел Рождественского и сразу рванулся к нему. Но Рождественский предупреждающе поднял руку: «Тсс!..» Молча двинулись в поле, темной полосой оставляя за собой след на поблекшей траве.

Каждый отдельный взрыв как бы повисал в воздухе и еще длился некоторое мгновение, пока его не поглощал следующий. Иногда Рождественскому чудилось, что из ночи смутно прорываются вопли. Временами грохот нарастал, позади взлетали огненные шары, вокруг искристых клубов вздрагивал воздух. Затихало — тогда отчетливей долетал раздражающий скрежет гусениц.

Северный берег Терека подступал к реке густым ольшаником. В лунном свете поблескивало глубокое отражение звезд в криничной воде. Таинственно шептались ветви деревьев, скорбно шуршала засохшая листва камышей. Ветер все явственней доносил ворчливый шумок. И наконец, открылась река. Вода будто стояла на месте, покрытая длинными черными тенями, а берег стремительно несся навстречу течению.

— Прохор, тебе время возвращаться, — сказал Рождественский.

— А вы бережком да потихоньку.

— Потихоньку, конечно, как говорят: тише едешь — дальше будешь. Ну, спасибо тебе, Прохор. Кончим войну — свидимся, надеюсь.

— Гитлер войну ведет, черт ему покрывало ткет — этому конец виден. Забегайте, трапится если. Ну, счастливо вам… счастливо вам, Александр Титыч, — ласково повторил Прохор.

— Берегите там наших разведчиков.

— Разведчиками-то мы будем. Их дело только передавать.

Некоторое время Рождественский с затаенным дыханием слушал говор реки. Темень в зарослях радовала и в то же время пугала. Черная полоса воды неуловимо сливалась с берегом, омертвевшим и тусклым.