Рассвет с Рыцарем-Волком

Морда Эвандера окрасилась в красный цвет, вокруг него лежат трупы его врагов. Он медленно идет ко мне, вздымая и опуская массивные, покрытые мехом плечи, напоминая мне рябь волны. Но когда он подходит уже достаточно близко, чтобы с его носа капала кровь на мои сапоги, он меняется. Он по-прежнему ползет ко мне на руках и коленях. Благословенно бескровный.

— Фаэлин…

Звук моего имени возвращает меня в свое тело. Я понимаю, что каждый мускул дрожит.

— Что… Почему? — Он знал тот самый вопрос, который я задавала себе, потому что именно он по-настоящему знает мое сердце.

— Я… я знала, что это произойдет. — Слова дрожат, как и мои руки, кинжал со звоном падает на землю. — Я видела, как однажды на тебя напали, когда я ничего не могла сделать, и поклялась, что это никогда не повторится.

— Но нож? — Он опускается на колени, когда я подтягиваю к себе ноги. Не знаю, намеренно ли он расположился так, чтобы заслонить собой кровавую бойню позади нас.

— Я знала, что не смогу заставить себя позвать духа для этого. Я не стану искать их помощи для таких мрачных задач. — Хотя однажды я это уже сделала, и мы оба это знаем. Это совсем другое. Это будет выбор использовать их как оружие, а не просто защищаться.

Но Эвандер не поднимает эту тему. Вместо этого он заключает меня в свои объятия, окутывая теплом. Я полуприжалась к его коленям, словно ребенок, которого нужно утешить. И все же я не могу удержаться от того, чтобы не прислониться к нему.

— Тебе тоже не стоит браться за такие ужасные дела, — шепчет он.

— Я не буду для тебя бесполезной.

— Фаэлин. — Эвандер откинулся назад, потрясенный тем, что я вообще сказала такое. — Я не рассматриваю тебя как инструмент, которым можно пользоваться, так же как ты рассматриваешь духов. Ты не измеряешься своей «полезностью». Твоя ценность — в том, что ты моя мэйт, вторая половина моей души. Половина, которая, как я боюсь, может быть раздавлена под тяжестью этого места и его покрытой шрамами истории.

Его большой палец нежно поглаживает мою щеку, когда он заглядывает мне в глаза. Так близко, и я понимаю, что прошло уже несколько недель с тех пор, как мы в последний раз были физически близки. Я поднимаю руку, чтобы коснуться его лица, и понимаю, что… возможно, он прав.

— Я вижу тебя и твои беспокойные шаги. Когда ты пыталась вызвать духов, чтобы помочь лыкинам, тебя встретили с недоумением и опасениями по поводу твоих даров. — Эвандер качает головой. — Я не позволю этим землям уничтожить сердце, в котором бьется мое. Твоя сила — в твоей доброте, Фаэлин. В том, что ты видишь в этом мире. Не променяй его на жестокость, которая поливала эту землю слишком, слишком долго.

— Что тогда? — шепчу я.

— Мы уходим. — Два слова, сказанные так просто. Эвандер опускает руку, помогая мне подняться и уводя от трупов. То, как он это говорит, заставляет меня думать, что он уже некоторое время размышляет над этим. — Мы покидаем эти земли, где власть зарабатывается смертью.

— Но ты их король.

— Фаэлин, для меня важен не этот титул. — Его большой палец проводит по моему, когда наши пальцы переплетаются. — Я хочу уважать и поддерживать титул твоего мэйта. Я готов отдать тысячу тронов ради тебя.

— Я не могу просить тебя об этом.

— Хорошо, что ты не просишь, а предлагаю это я. — Он слегка улыбается. Кажется, что солнце светит ему в лицо ярче, чем в последние недели. Тени под глазами немного рассеиваются, как будто это осознание каким-то образом облегчает бремя, лежащее на нем.

— Но это твой народ.

Эвандер замедляет шаг и останавливается. Он оглядывается в сторону Дена. Нет, мимо него. Если бы его взгляд взмахнул крыльями и полетел прямо, он бы воспарил над туманными равнинами лыкин, через узкое море, через темный Фэйд и прямо к дому, которого больше нет для каждого из нас.

— Нет, — тихо говорит он, ветер треплет его волосы. — Я думал, что люди — мой народ, и провел среди них детство. Но я никогда не принадлежал им по-настоящему. Никогда не подходил. — Мне слишком хорошо знакомо это чувство. — Моя кровь течет из этих земель, но мой истинный народ давно мертв. Лыкины, что бродят по этим равнинам, — те, кто помог их убить. Я могу выть их гимны, но они не мой народ. — Он вновь обращает свой взор в мою сторону, и все вокруг меня словно сжимается от его пристального внимания. Деревья расплываются, когда мое внимание сосредотачивается только на нем. Ветер замирает, словно даже он затаил дыхание, ожидая его следующих слов. — Ты — единственная, с кем я чувствую себя на своем месте.

Эти слова звучат как истина, и не только для него, но и для меня — за все те годы, что я провела не совсем человеком, не совсем магом. Что-то среднее. Я все еще существую в этом пространстве, где существуют все два варианта. Не зная, где мне быть. Возможно, я думала, что могу быть здесь только потому, что здесь был он.

Мой дом — это не место, это человек. Когда я смотрю в его глаза, я дома. Нас не держат ни земли, ни народы, ни какие-либо клятвы, кроме той, что мы дали друг другу.

— Когда? — Это единственное, что я могу спросить.

— Завтра.

— Так скоро?