Рассвет Тьмы. Дилогия (СИ)

   Эхаер побледнел так, что его белая кожа стала белее мела.

   - Неужели...Иллитиды...Опять?

   Иллитиды. Пламя ненависти заполыхало с новой силой. У меня есть цель...

   - Арисна рвет и мечет... Сариехарна шипит, говоря, что Тарис лишь безумно хохотал во время пытки, а когда Арисна, в ярости, призвала Тьму - его голова - Мать выразительно щелкнула пальцами - лопнула, забрызгав ее с ног до головы ошметками мозгов.

   - Не хочу я что-то ей попадаться на глаза...

   - Да куда ты денешься? Я объявила Совет Жриц Дома и ты будешь присутствовать. На нем будут все Атар нашего Дома. - Мать перевела взгляд на меня - Я понимаю, что ты еще не пришел в себя до конца. Но это необходимо. В свете настоящих проблем.

   Я опустил голову.

   - Я понимаю, Матриарх. Я только снова хочу есть. Прикажи меня покормить.

   - Конечно, Ашерас. - Мать дотронулась до знака на браслете и буквально через секунду вошла Орин из свиты Матриарха. - Принесите еды для Ашераса.

   Орин, так же безмолвно, как и вошла, удалилась, закрыв за собой дверь. Я прикрыл глаза и попытался расслабиться. Мои тер, лишившись контроля, словно щупальца осьминога, начали ощупывать пространство и Атар вокруг. Первым они решили осознать Эхаера. Разразилась настоящая битва, в которой беловолосый эльдар потерпел быстрое поражение. Это было даже забавно. Я когда-то давно видел борьбу котенка со своей матерью-кошкой. Так вот здесь в роли котенка выступил Эхаер. Половина моих щупалец держала его тер, а другая - ощупывала его ару. Это было странно. В его ауре в основном присутствовали только четыре цвета - белый, черный, серый и зеленый. Все остальные цвета были представлены лишь слабыми вкраплениями, которые плавали лишь на поверхности его ауры, словно на мыльном пузыре. Я открыл глаза и решил спросить:

   - Меня кое-что давно интересует. Почему ауры раскрашены в разные цвета и на что это влияет? - Взглянув на тяжело дышащего Эхаера, я вспомнил, что до сих пор держу тер его дара и тут же отпустил их, полностью втянув свои.

   Матриарх, покосившись на брата, произнесла: