— Эшли? — встревоженным голосом позвал Майло, застыв у почтового ящика. Я печально улыбнулась, обхватив плечи руками, и нехотя остановилась. — У тебя на лбу кровь!? — парень придирчиво осмотрел меня с макушки до мысов туфель, и поднял ошарашенный взгляд. Я никогда не могла понять, нравится мне его лицо или нет. Оно определенно притягивало, хотелось разглядывать его украдкой, но и вызывало некую оторопь. А все дело в кривом, глубоком шраме над верхней губой. Где Майло его заработал, спросить я никогда не решилась бы. Сам он не расскажет, ведь мы не настолько близко были знакомы, чтобы обсуждать травмы, болячки и хвастаться рубцами, накопленными за годы. Темные, почти черные прямые волосы он разделял на прямой пробор, так, что они закрывали уши. И я не помнила его с другой прической. Золотисто-карие глаза, слегка заостренный нос, и худощавое лицо — ничего особенного, но улыбка придавала чертам мягкость и привлекательность. Если не знать, что под свободной синей толстовкой и черными широкими джинсами подтянутое тело, то можно решить, что Майло тощий, как глиста. Во дворе низкого, одноэтажного дома был турник, на котором сосед болтался все свободное время, а его у парня предостаточно. Он зарабатывал ремонтом на дому — знал толк в магических побрякушках. В тех самых, что продавались в магазинах, подобных «Мишель», и служили оберегами от всевозможных напастей. В случае, если купленный в лавке оберег приходил в негодность, его несли к Майло. Маг, наговаривающий заклятия, вкладывал чары и свою душу в каждый чудодейственный предмет, и на это уходила не одна неделя. Но и устранение дефектов отнимало не меньше сил. К сожалению, таких мастеров, как Майло, осталось очень мало — их не встретишь в шумном городе и вблизи людей. Редкий дар требовал уединения и сосредоточенности. Хоть Майло и называли низшим магом, он обладал могуществом вдохнуть в бесценную побрякушку новую жизнь. Возня с заклинаниями, замена разбитых и отслуживших свой срок деталей, как починка мелких механизмов часов. Кропотливая работа за невысокую плату, но ему на жизнь хватало.
Чтобы как-то смягчить затянувшуюся паузу, я чуть заметно пожала плечами и улыбнулась еще шире.
— Ночью на улицах Мортелля становится опасно бродить в одиночестве, — я загадочно вскинула головой. — А ты знаешь о моей уникальной способности спотыкаться о любую, даже самую маленькую дорожную ямку и камешек.
— Ты опять одна гуляла? — тихо и совершенно серьезно протянул сосед, отворяя шире калитку. — И спотыкнулась?
— Да, — я энергично закивала, изобразив печаль на лице. — Спотыкнулась. И сильно ударилась. Очень сильно.
Иронию в моих словах сосед не заметил и сочувствующе поморщился. Робко улыбнувшись, он быстро обернулся на дом, а в следующую секунду неожиданным жестом указал на дверь:
— Я хочу угостить тебя горячим шоколадом.
От его обезоруживающей, по-детски открытой улыбки стало неловко, и я не смогла отказать.
— Надеюсь, сестры не объявят меня в розыск, — пробормотала я, проходя мимо Майло, и ступила на дорожку из зеленых камней.
На территории дома не было никакой растительности кроме газонной травы и одинокого куста можжевельника около порога. Двор выглядел бедно и безрадостно. Больше книг на сайте кnigochei.net Железная дверь с большим глазком, обитая светлым, почти белым деревом, смотрелась громоздко на фоне однотонных, коричневых стен. Маленькие окошки с москитной сеткой и деревянными ставнями были плотно завешаны шторами. Майло будто отгородился от внешнего мира. Или создал видимость уединенности, чтобы отвадить чужаков. И чтобы попасть в обитель его спокойствия, нужно личное приглашение хозяина. Мне, похоже, повезло.
Узкий коридор служил прихожей. Чтобы попасть в столовую, пришлось повернуться боком и буквально протиснуться между стенами. Тут уже была просторная комната с круглым столом, застеленным цветастой скатертью, два деревянных стула, буфет с резными стеклянными дверцами и старинный комод ручной работы. Рядом с окном стояла напольная ваза. В ней благоухали белокрыльники редкого, персикового оттенка. Еще пестрый палас из кусочков ткани, похожий на мозаику — он придавал интерьеру по-домашнему теплый штрих. И все это было завернуто в полосатые, бордово-золотистые стены. Шторы на окнах темные и настолько длинные, что струились складками на пол. Словно горячий шоколад они растекались по ковру густыми фалдами. Золотистый свет от плоской, стеклянной люстры усиливал эффект, покрывая мерцанием все ткани в комнате.