Рассвет в моем сердце

Я помотал головой, а она в то время уже шагнула на мраморную кладку. Звала последовать за ней? Я направился в ее сторону, но, помня о выходке с ножом, встал на расстоянии. Попытался завести беседу, поговорил о звездах. Приземленная… Чем она цепляет? Меня тянет к ней, как магнит – железку. Или это игры голодного воображения? Я мечтал о вдохновении, вот и выкрутил фантазию на максимум… Нет. Она определенно живая, но застыла, словно статуя. А за всей шелухой – деловой стиль, высокие каблуки, аккуратный макияж, волны длинных волос – я рассмотрел, какой она могла бы быть. Бледная, худенькая, а черты лица мягкие. В другой жизни незнакомка – это эльфийка в воздушном платье, с цветами в волосах и с дудочкой в руках. Она широко улыбается, и уголки ее губ доходят до заостренных ушей. Беспечная, веселая, смелая.

Незнакомка отвернулась, а я продолжил ее разглядывать: представил на зеленой лужайке где-то в лесах Средиземья[9]… и на холсте.

В Москве нашлось что-то прекрасное для меня! Кто-то. Вселенная просит прощения за встречу с Эдуардом? Я посмеялся бы, но решил сосредоточиться. Передо мной шанс вернуться к живописи, и я его не упущу. Нарисую ее вздернутый носик и локоны – темные, как шоколад. Покажу через цвета масляных красок все оттенки леса, а бледную кожу незнакомки окрашу в розовый, подчеркну глубину асфальтовых глаз, а губы… ее губы…

– Почему смотришь? – спросила она.

Звонкий голос! Или перелив колокольчиков?

– Прикидываю, в какой позе ты лучше смотришься.

Я сразу понял, какую глупость выдал мой затуманенный вдохновением мозг: зрачки брюнетки в изумлении расширились, а щеки стали пунцоветь. Но что бы ни было дальше, я не жалел, разглядывая ее смущение. Румянец ей подходил и красиво бы смотрелся на холсте, теперь я в этом уверен.

Брюнетка опустила ладонь в карман, и я вспомнил о ноже. Второй раз она может не промахнуться, поэтому я лихорадочно думал над достоверным ответом. В итоге выложил все как есть: рассказал, что я художник, или был им когда-то, и мои слова не имели ни пошлого, ни агрессивного подтекста. Признаю, я придурок. Но вовсе не опасный. Ей повезло, что на мосту оказался я, а не какой-нибудь… Эдуард. Он-то наверняка опасен.

Незнакомка поддержала беседу. Ее губы приняли линию аккуратного полумесяца, когда она улыбнулась, и мое сердце предательски дрогнуло. Эй, лживый орган, угомонись!

Я закурил. Представился. Протянул, как идиот, руку. Она подойти боялась, неужто ответит на мой жест? Поколебавшись, назвала свое имя – прекрасную эльфийку звали Яна. Поколебалась сильнее – я видел, как в нерешительности дернулись уголки ее губ. И все-таки она пожала мою руку. Маленькие тонкие пальчики. Мне не хотелось отпускать ее ладонь, я вдыхал пряный дым, давился, заполнял легкие, но не думал отстраниться. Невидимый поток энергии медленно, по крупицам наполнял мою творческую батарейку. Нарисую мою городскую нимфу. Обязательно.

Спустя пару секунд Яна разжала пальцы. Она стояла, опершись о край перил, смотрела на воду, а перед моими глазами вновь предстал пустой холст, на котором постепенно вырисовывались черты лица сероглазой брюнетки. Я рисовал в воображении, не имея при себе ни красок, ни карандашей. Рисование как езда на велосипеде: будто и не бросал любимое дело. Мне надо лишь убедить Яну позировать. Несколько часов, безлюдный парк…

Но Яна ответила твердым отказом. Я нахмурился. Думал, она примет предложение хотя бы из кокетливой вежливости – так поступили бы многие девушки. Но Яна отнекивалась, дерзила. Боялась? Вряд ли меня. Казалось, ей вполне комфортно в моем обществе… Ох, она посчитала, что так завуалированно я планирую затащить ее в постель! Фу, какая пошлость. Для подобных целей есть другие дамы. Доступные и не сожалеющие. Яна точно не из таких. Для нее даже разговор на мосту будто что-то серьезное. А мне точно не нужно «что-то серьезное». Ни сейчас, ни потом.

Сигарета без фильтра почти догорела и стала жечь пальцы. Я затушил окурок и пошутил – острая прелюдия намекала на симпатию.

– Я тебя раньше тут не видела, – сказала Яна.

Перевела тему? Прелесть!

Улыбнувшись, я вспомнил ночи, когда, расположив этюдник на мосту, пел песни и творил. Восторгался происходящим: мой талант востребован! Старался не вспоминать, что группа Bon Jovi ассоциируется с братом. А если и вспоминал, то думал, как Дима гордился бы мной. В то время я был уверен, что на своем месте. Добрался до вершины. Я был наивен, я был влюблен…

– Что ты делаешь в парке ночью?

Я ответил строчкой из песни «All About Lovin’ You»[10]. Нет-нет, сердце, не начинай. Никакой романтики. Ладно. Я влюблен в ночь, это правда. Будто все вокруг замирает, и становится легче дышать. Я считал, лучше бодрствовать, чем проводить чарующие ночи в постели за просмотром абсурдных картинок, что именуются снами. Другое дело день: на улице шумно и солнце слепит глаза, или ливень, под которым ты вынужден бежать куда-то и зачем-то. Безумный ритм жизни, от которого я прятался в кровати.