Рассвет в ночи

Рот рыжей мгновенно распахнулся, дабы хорошенько порасспросить Ее про то, что было, и особенно про то, с кем Она была. Но парень, мигом смекнув, что все внимание отошло от него, парой ловких движений вернул лукавый зеленый взгляд Олеси, и Она получила шанс ускользнуть, коим и воспользовалась.

Комната встретила Ее вечерними сумерками и тишиной. А Она сразу перелетела на узкую кровать, разметавшись по ней, и как-то испуганно улыбнувшись в подушки. Сердце пропустило два удара, и Она вновь вспомнила прошлую ночь. Голова до сих пор была тяжелой, но как ни странно - Она все помнила, до подробностей. И его дыхание, обжигающее, заставляющее Ее дрожать с головы до ног, его губы и свои собственные, которые каким-то странным случаем оказались единым целом, таким естественным... Она прервала себя на этих мыслях, вспомнив, какой ужас испытала, проснувшись в его объятиях... Худенькое тело тут же обуяла дрожь - то ли страха, то ли желания. Она перекрутилась по кровати, раскинув руки и глядя в белый потолок. Вспомнились его виноватые глаза сегодня в машине. И то, что Она в панике устроила утром. Но ярче всего стояло у Нее перед глазами выражение лица Константина и его протянутая рука. Как будто он тянулся к спасению...

На сердце тут же сделалось тяжело, и Она подползла к сумке. Покусав губы и прислушавшись к доносящимся из гостиной негромким монотонным голосам из телевизора, Она вытащила из сумки телефон и набрала номер, который выучила на зубок. Ночью разбуди - первое, что выдаст, будет номер мобильного Ее Константина. С замершей душой слушала Она гудки, и вот - долгожданный и все же такой неожиданный глуховатый голос:

─ Мышка? Что случилось?

Она торопливо замотала головой, совершенно забыв, что он Ее не видит, а значит и понятия не имеет, что она сейчас отрицает.

─ Ничего... Я просто позвонила... Чтобы...

─ Чтобы что?

─ Чтобы сказать... Ты не должен грустить.

Тонкие бровки сошлись на переносице, и Она поспешно выпалила:

─ Я того не стою! Правда... Ты же не грустишь? - Дотошным и наивным тоном спросила Она, закусывая костяшки пальцев и коря себя уже за то, что позвонила.

Из телефонной трубки ее ушка достиг тихий смех, вслед за которым раздался ласковый голос:

─ Уже нет, Мышонок... Только с одним я категорически не согласен!

Сердце ее упало прямо в пятки, когда Она пискнула

─ Что?

─ Ты вовсе не "ничего не стоишь"! Ты стоишь очень многого! Может, даже кучи таких, как я...

Последние слова прозвучали с какой-то горечью, но Константин быстро перевел тему, поинтересовавшись как у Нее дела. Она что-то ответила, потом еще что-то, и еще... В конце концов, к окончанию разговора Она рассмеялась так, что в гостиной испуганно замолк телевизор - ясно было, что Олеся жадно и изумленно слушает звуки, доносящиеся из Ее комнаты. Посему Она пришла к выводу, что пора бы ложиться спать.

─ Спокойной ночи, Константин.

─ И тебе... Спи спокойно.

Она улыбнулась, отчего заболели щеки. Трубка была положена, свет выключен, надоевшая одежда снята, а одеяло намотано вокруг хрупкого тельца. Скрутившись в комочек в полной тишине и темноте, Она, широко распахнув глаза, смотрела в пустоту. Слишком долго Она бежала ото всего... Слишком долго для того, чтобы вот так резко и глупо пойти навстречу тому, от чего испуганно мчалась. Но именно этого Ей хотелось, именно поэтому Она была счастлива. И впервые в жизни бесповоротно и безапелляционно Ее чувства победили разум. Разгромили. Заткнули ему мудрую шипящую пасть. Навсегда ли? С этими мыслями Она уснула, а проснулась оттого, что заспанная Олеся хмурила рыжие бровки и шептала:

─ Уже 7 часов... Не пора ли тебе вставать?

Она подорвалась, испуганно мечась по комнате, одеваясь как можно быстрее и уносясь в ванную. На самом пороге Ее остановил любопытно-ехидный возглас соседки:

─ Кстати, какого Константина ты таким проникновенным голосом звала во сне?

Она вспыхнула и со словами:

─ Не твое дело!

Захлопнула дверь с таким стуком, что, казалось, она сейчас треснет. Она сама испугалась своего порыва, поэтому высунула нос из ванной, нашла взглядом ошарашенную таким взрывом Олесю и, хлюпнув носом, выдавила сакраментальное:

─ Не обижайся, я не хотела...

И поскорее забаррикадировалась в душевой.

На работу она явилась, то бледнея, то краснея. Ей хотелось танцевать, лететь, но каждые десять минут Ее придавливало к земле собственными страхами и сомнениями. Впрочем, когда Она звонила Константину, стараясь говорить серьезным и кротким тоном, он нет-нет, а вызывал у Нее широкую улыбку. Вскинув голову, Она проходила мимо обиженного и оскорбленного в лучших чувствах клерка и спешила к начальнику в кабинет, чтобы на пять минут окунутся в атмосферу того странного счастья и ликованья, которое охватывало Ее, когда Она была рядом с Константином.