— На железо цена бы расти должна, а оно — жрать нечего.
— Без твоего железа веселин проживет, а ты без его зерна?
— Ох, то-то ж и оно…
— Слыхали, у Витгольда наследник пропал.
— Что? Кейлин?
— Он самый. Сгинул без вести.
— Жалко. Справный рубака был.
— Ага, и Витгольд, говорят, совсем плохой стал. За сынком горюет…
— А наш-то, наш… Новую девку себе нашел.
— Да кабы девку или талунскую дочь какую… А то оторва, каких поискать. С юга, бают…
— Что такую к нам занесло?
— Да, бают, подружка южанина приблудного. Эвана-капитана.
Уловив знакомое имя, Ойхон прислушался.
— Это того душегубца из конных егерей?
— Его самого. Они вроде как порознь приехали. А все одно — народ не обдуришь.
— Лавка, бают, у нее была в городе?..
— Ага, была. Теперь-то ей всякие лавки-шмавки без надобности, коль с милостивцем нашим спелась…
— Тише ты, дура! Не вишь, егерь в нашу сторону лыбится?
— А я че? Я ниче…
— То-то и оно, что ниче. Тьфу на тебя, слабоумную.
— На себя погляди — дубина стоеросовая!
— Ладно. Все. Не ругайся. Куда прежнюю-то девку дел? Она уже и корону примеривала.
— К батьке в замок снарядил.
— Что, прямо так и снарядил? Запросто?
— А вы, мужики, завсегда запросто снаряжаете. Бают, поставил носом на закат и под зад коленом.
— Ха! Вот орел наш! Умеет!
— Ага, умеет. Только Витек Железный Кулак теперь на него зубы точит. Такое оскорбление, грит, только кровь и смоет.
Хваливший Экхарда слобожанин протяжно присвистнул.
— Это не шутка! Ежели талун Витек заваруху начнет, за ним пойдут. Это точно…
Очередной водоворот толпы разделил беседующую чету и Ойхона с Диреком, не дав дослушать до конца. Услышанное настолько заинтересовало рудознатца, что он не заметил, как выбрался на площадь и с размаху ткнулся носом в широченную спину насквозь провонявшего кожемяки. Ардан забурчал, но прибаутка столяра живо вернула ему благостное расположение духа. Лобное место все больше и больше наполнялось народом. Городские и слобожане в тесноте топтали друг другу ноги, пихались локтями, беззлобно переругиваясь. Бабы тянулись на цыпочки, чтобы разглядеть загодя приготовленные орудия казни — по ним самые нетерпеливые старались угадать, какого рода действо их ожидает.
Наконец, когда толпа уже изрядно завелась, на помост вышел мордатый глашатай в королевских цветах. Натужась так, что круглая физиономия запылала закатным солнышком, он объявил:
— Слушайте, славные жители Фан-Белла, и не говорите, что не слышали. Сегодня дошедшие до ушей его величества короля Экхарда слухи об измене талуна ихэренского Витека, Железным Кулаком прозываемого…
— Как только дыхалки хватает, — восхищенно прошептал кожемяка.
— …подтвердились. Посему рекомый Витек вне закона объявлен. Всяк, кто его голову в Фан-Белл доставит, награжден будет!
Людское море заволновалось, зашумело. Мужчины крякали, потирая мозолистые ладони, женщины горько вздыхали — Витек был воином хоть куда и красавцем на загляденье. И это несмотря на разменянный шестой десяток.
— Сказать-то просто, — жарко дыша в ухо, проговорил Дирек. — А поди добудь ту голову. Железный Кулак — он Железный Кулак и есть. Не пальцем деланный. Он сам может два мешка голов таких умников припасти на зиму.
В это время глашатай передохнул, снова набрал полную грудь воздуха и, привычно багровея, продолжил:
— А теперь приговор его величества короля Экхарда мерзким отступникам и остроушьим подпевалам! Поселяне с правого берега Аен Махи, именно — Крыж Рябой и Хадрас Полваленка с семействами, что неоднократно в сношения с погаными остроухими вступали, корысти собственной ради харчами им помогали, приговариваются к битью плетьми со ссылкой на железный рудник. Мужикам — десять плетей, бабам — по пять плетей, старикам и мальцам — по две плети.
Стражники выволокли на возвышение покорно переставлявших ноги поселян-беженцев. Принялись деловито валить на деревянные доски и заголять спины. Вжикнула, рассекая воздух, первая плеть. Над площадью пронесся протяжный, исполненный муки крик. Ойхон, не в силах глядеть на творящееся действо, уткнулся глазами в жилетку широкоплечего ардана. Но уши-то ведь не заткнешь…
— Всего-то и вины, что меняли дичину на полотно сидовское, — продолжал шептать столяр. — На самом-то короле небось из такой точно ткани портки вздеты.
— Да тише ты! — не выдержал Ойхон. — Не ты ль меня сам предупреждал, мастер Дирек, чтоб осмотрительнее себя вел и за языком следил?
— Предупреждал, — согласился столяр. — Виноват. Не буду больше. Понимаешь, мастер Ойхон, заело. Загрызло всё…
Тем временем экзекуция на помосте добралась до закономерного финала. На поротых надевали цепи и уводили вниз к подводам, снаряженным в королевские железные рудники. Глашатай опять вдохнул поглубже.
— Купец Брулгар из Фан-Белла и мастер-косторез Бинс, по прозвищу Рябок, замечены в речах изменничьих, против короны и трона злоумышленных. При задержании Рябок выбил два зуба десятнику городской стражи. Приговариваются к умерщвлению, путем посажения на кол! Все имущество осужденных отходит в пользу его величества короля Экхарда. Домочадцы упомянутых злодеев будут биты плетьми и проданы…