Бог выслушал и признал обоснованность доводов Сатаны:
Никогда еще Учитель не был таким покорным, таким безропотным.
— Учитель! — взмолился ученик. — Сделай что-нибудь, что-нибудь!
— Не могу, — сказал Баал-Шем-Тов, — силы мои иссякли.
— Где же твои тайные знания, твои несравненные дарования, твои
— Я забыл их, — отвечал Учитель. — Все пропало, обратилось в прах, знания мои исчезли. Я ничего не помню.
Но увидев отчаяние Герша Сойфера, он проникся к нему жалостью: «Не падай духом, у нас еще осталась надежда. Ты ведь тоже здесь, и это может нас спасти. Ты ведь помнишь хоть что-то из того, чему я тебя научил: какую-нибудь молитву, притчу… Все сгодится».
Но, к несчастью, ученик тоже все забыл. Подобно Учителю он утратил память.
— Ты и вправду ничего не помнишь? — спросил Учитель снова. — Совсем ничего?
— Совсем, Учитель. Разве что…
— Разве что?
— Азбуку…
— Так что ж ты медлишь? — воскликнул взволнованный Учитель. — Читай! Немедленно!
Покорный, как всегда, ученик принялся медленно, с мучительным усилием произносить первые из священных букв, в совокупности хранящих в себе все таинства вселенной:
И Учитель нетерпеливо повторял вслед за ним:
Окончив, они принялись повторять алфавит с начала до конца. Голоса их становились сильнее и чище:
Отрешившись от мира, он преодолел законы времени и пространства, разорвал оковы и снял проклятие. Учитель и ученик очутились дома — в целости и сохранности. Стали они богаче, умудреннее — и печальнее, чем когда-либо раньше.
А Мессия так и не явился.
Эта история весьма характерна, так как содержит в себе основные элементы хасидизма. Страстное ожидание, жажда избавления, блуждания по нехоженым дорогам, связь между человеком и его Создателем, между личным деянием и его отражением в небесных сферах, значимость обыденных слов, жар души, дружба, чудеса, сотворенные человеком для человека.
И тем еще характерна эта история, что она, скорее всего, выдумка.
Подобно большинству повествований о Баал-Шеме, или Беште (как его называют согласно хасидской традиции), история эта описывает события, быть может происходившие на самом деле, а быть может и нет; если же они все-таки происходили, то либо именно так, либо по-другому. Со стороны все эти рассказы непонятны; нужно войти в них, ибо их достоверность постигается только изнутри. Неважно, являются ли они добросовестным отчетом или выдумкой восхищенных современников. Повествователь излагает их в том виде, как слышал в детстве, и его детство вновь воскресает в этих рассказах.