Рассыпанные искры

Вот такая история: однажды вечером Гершеле зажег свечу, но рабби Барух сделал ему выговор: что толку, в комнате слишком темно. На следующий вечер Гершеле зажег дюжину свечей. И опять рабби Барух отчитал его: «Ты что, ослепить меня хочешь?» «Не пойму я вас, — сказал Гершеле, — вчера ему, видите ли, было чересчур темно, сегодня светло…» Барух расхохотался: «Это ты, ты берешься учить меня, рабби Баруха, когда и каким образом должен я сменить гнев на милость!»

«Этот мир, — сказал он, — наполнен светом для каждого, кто его знает, но окутан тьмой для тех, кто сбился с пути… Что до меня, то я живу в нем, словно посторонний. Как и Господь. И связывает нас то, что мы оба чужие во враждебном мире».

По другому поводу он заметил: «Вообразите себе двух детей, играющих в прятки. Один прячется — но другой его не ищет. Прячется Бог, а человек не ищет Его. Представьте же, как Он страдает».

«В чем состоит величайшая заслуга пророка Илии? — сказал он. — Когда он боролся с царями и сокрушал идолов, люди не принимали это за чудо, а кричали: „Господь — Бог наш!“»

Одна из притч рабби Баруха: «Чтобы постичь истину, человек должен пройти сорок девять ворот — и за каждыми встает новый вопрос, и в конце пути перед последними вратами встает последний вопрос, после которого нельзя жить без веры».

Он умер в сорок четыре года. У его изголовья была открыта книга «Зохар» на странице, где упоминается «гнев, снискавший благословение вверху и внизу», и имя его Барух.

Менахем-Мендл из Витебска — единственный ученик Маггида из Межирича, которому довелось встретиться с Баал-Шемом. Сам Маггид представил его Бешту. Менахем-Мендлу в то время было одиннадцать лет, и он уже снискал славу блистательного талмудиста.

Баал-Шем, окруженный своими последователями, пристально взглянул на мальчика и начал рассказывать ему историю. Некоторые из присутствующих ее тут же забыли, а от остальных ускользнул ее сокровенный смысл. Только он, маленький Менахем-Мендл, запомнил притчу во всех подробностях и понял ее значение, ибо то была история его жизни от первого до последнего дня. Почести, труды, болезни, разочарования, радости, огорчения, паломничество в Святую Землю — все было там. Впоследствии, всякий раз, когда его здоровье беспокоило друзей, он увещевал их: «Не волнуйтесь, мне еще предстоит половина или четверть пути». Вот как он стал рабби: Маггид из Межирича, принимая депутацию своих приверженцев из Витебска, передал им пояс и посох. И то, и другое надлежало вручить некоему рабби Менахем-Мендлу, жившему в их городе.

Вернувшись домой, путешественники принялись искать этого счастливчика. Тщетно. В Витебске не было рабби Менахем-Мендла. Они усердствовали настолько, что спрашивали даже прохожих, и наконец какая-то оборванная женщина сказала им: «Я знаю только одного Менахем-Мендла — моего собственного зятя». Стремглав бросились они к ней домой, и, не говоря ни слова, вручили ему пояс Маггида. Менахем-Мендл принял их, и в тот же миг посетители увидели, что он стал другим человеком.

«Мое земное призвание, — объявил он, — выявить пустоту во мне и вне меня и заполнить ее».

Этого чуткого сдержанного человека любили и люди высшего общества, и обитатели городских окраин. Маггид выказал свою любовь к нему на людях, определив Менахем-Мендлу трубить в шофар в Рош-ха-Шана. После того, как он отправился в Святую Землю, честь эта перешла к Леви-Ицхаку из Бердичева. Преодолевая волнение, тот поднес к губам шофар — и упал без памяти. «Его предшественник Менахем-Мендл видел больше и не поддавался страху», — заметил Маггид.

Своим восторженным друзьям Менахем-Мендл сказал: «Я далек от мысли отвергнуть ваши похвалы, ибо действительно в них буду нуждаться. В тот день, когда я предстану перед Высшим судом, я попрошу вызвать вас в качестве свидетелей. И каждый из вас станет оправдывать мою жизнь и восхвалять меня, сообщая все, что он думает обо мне, точно так же, как вы делаете это теперь. И уверившись, что мое дело выиграло, я возрадуюсь. И вот тогда-то, в самый последний момент, один из судей спросит: „Ну, а сам ты, Менахем-Мендл, ты-то что думаешь о себе?“ И вновь став покорным и безгласным, я смиренно опущу голову».

«Страх наказания — бессмыслица, — сказал он, — бояться должно греха».

Как все хасидские Учители, он жил всецело в ожидании Мессии. Каждое утро выглядывал в окно и печально отмечал: «Он все еще не пришел, ибо мир по-прежнему не изменился».

Вот его самые прекрасные слова: «Человек — это язык, на котором говорит Бог».

Пламенный, ликующий энтузиаст, рабби Аарон из Карлина был хасидским эмиссаром в Литве и России. Без устали разъезжал он по городам и местечкам, смело бросая вызов противникам, разбрасывая ячеи ширящейся сети своих приверженцев везде, везде где ступала его нога. Он непрерывно расточал свои душевные и физические силы. Этот выросший в комфорте сын благополучных родителей пал жертвой какой-то неизвестной болезни, скосившей его в три дня. Он умер в возрасте 36 лет. В Межириче Маггид оплакивал его, уподобляя первосвященнику Аарону, брату Моисея.