Рассыпуха

И я рассказал отцу то, что он хотел и был готов услышать: пошел и наступил на мину. Все. Ни войны, ни пыли, ни крови, ни парящего говна из вспоротых животов, ни отрезанных членов, торчащих из ртов убитых и изувеченных духами парней. Я был огорчен тем, что остался жив и лишь только ранен, а мои друзья там – песок жуют и кровью харкают. Именно тогда мне отец сказал: «Я думал, тебе ноги по уши отрезали, а тут еще есть, чем шевелить – что сопли развесил?». Это была первая фраза, сказанная им мне после двух лет разлуки. Было много разного после этого. Отец приезжал ко мне в госпиталь, когда я получил и надел свои первые протезы. Первые шаги я сделал с ним. Помню, как мне было обидно, когда отец жалел Витька, моего соседа по палате. Попав под гранатомет в Панджшере, Витек потерял кисти обеих рук, глаз и способность адекватно реагировать на действительность. Помню, как я бесился, когда, придя ко мне, отец пытался воспитывать Витька, который потом все равно напивался к отбою.

«…Если вам хочется каждый день иметь весьма веский довод для своей убийственной иронии, то этого можно легко добиться. Попробуйте писать письма, адресованные самому себе, в которых постарайтесь описывать то, как представляете свою жизнь через, например, два года. Не обязательно делать это каждый день, достаточно раз в неделю или месяц. Главное – строго следуйте выбранной периодичности своей переписки», – с этого доброго совета военного психолога начались мои дневники, написанные в госпитале. Свое первое письмо я написал сам себе от имени Витька, подражая почерку безрукого человека, и отправил его сам себе по почте, из настоящего в будущее.

Тот же дядя спустя три месяца, прочитав, с моего позволения, пару записей в дневниках, дал другой совет: «…А вы знаете, есть единственно верный способ решения проблемы, которая, судя по всему, вас беспокоит в настоящий момент. Возьмите любую книжку с подробным описанием жизни героя и, открыв на первом попавшемся месте, прочтите ее. После этого попробуйте отождествить себя с героем книги и прожить хотя бы один день так, как там написано…» Упустив из виду все иронию этого сантехника человеческих душ, я прочитал от корки до корки «Библейскую историю ветхого завета». «Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему быть; но это еще не конец» – этой цитатой из ветхого завета, в память о веселом психоаналитике с Суворовского проспекта, запоздало поумнев, я закончил свой госпитальный дневник.

Я понимал, что мои родители тратят и без того скудные ресурсы семьи на поездки ко мне в госпиталь. На деньги, положенные мне за ранение, я купил подарки отцу и матери. Остальную часть денежной компенсации, полученной мной на дембель, я просадил за пару часов в кабаке Пулковского аэропорта. Меня пьяного поставили на эскалатор, который потащил мое тело на посадку. Но даже опьянение не помогло мне избежать ужаса от вида неумолимо приближающегося конца движущейся ленты. Я еще не умел прыгать на протезах и перешагивать. Это была моя первая встреча с миром, который меня назад и не ждал. Жизнь, к встрече с которой я оказался не готов, двигалась мне на встречу со скоростью эскалаторной ленты.

Через два месяца после выписки из госпиталя я восстановился в институте и продолжил очное обучение, с ежедневным, обязательным посещением занятий. Первый год я выдержал благодаря помощи друзей и злости на собственную беспомощность. Больше всего угнетало то, что в двадцать лет найти себе места среди своих сверстников и людей старше себя было проблемой. Первые отталкивали меня своей беззаботностью и беспечностью, вторые – молчаливым сочувствием и нездоровой конкуренцией. В двадцать лет – без профессии, без ног, какими качествами я должен был обладать, чтобы выстоять в этой борьбе?

Целеустремленность, направленная на борьбу с собственными слабостями, не всегда одинаково полезна молодым людям. Удержаться на грани, разделяющей два мира, не реально. Необходимо было четко определять свое место под солнцем: либо ты инвалид – с вытекающими отсюда последствиями, либо ты человек, посвятивший себя борьбе с самим собой. На этом пути мне не удалось избежать главной ошибки – первые пятнадцать лет после взрыва ушли на то, чтобы понравиться людям.