Растерзанное сердце

Репортеры пронюхали о преступлении примерно тогда же, когда прибыл спецфургон, и первым на месте оказался журналист из «Йоркшир ивнинг пост», а вскоре за ним подтянулись представители местного радио и телевидения — несомненно, те же, которые вели репортажи и о самом фестивале. Чедвик знал, что во взаимоотношениях с ними следует сохранять некий тонкий баланс. Они охотились за сенсацией, такой, которая заставит людей покупать их газеты или настроиться на их канал, и Чедвику требовалось, чтобы они были на его стороне. К примеру, они могли бы оказать неоценимую помощь в идентификации жертвы или даже в воссоздании картины преступления. Но в данном случае он мало что мог им сообщить. Он не вдавался в подробности, касающиеся ран, и не упомянул о цветке, нарисованном на щеке у жертвы, хотя и знал, что именно такого рода сенсационных подробностей они жаждут. Чем меньше деталей он предаст огласке, тем лучше будет потом, когда дело попадет в суд. Однако ему удалось добиться их согласия на то, чтобы они показали полиции пленки, отснятые в уик-энд. Вероятно, это будет пустая трата времени, но все равно попробовать стоит.

Когда Чедвик покончил с делами на поле, уже наступил день, и он понял, что голоден. Констебль Брэдли отвез его в Денли — ближайшую деревню примерно в миле к северо-востоку. Развиднелось, в небе оставалась лишь тонкая дымка, рассеивавшая скудные лучи холодного зимнего солнца. В деревне царило настороженное молчание, и Чедвик заметил необычную вещь: она была изрядно замусорена, улицы были усеяны бумажными обертками и пачками из-под сигарет.

Поначалу полицейским показалось, что вокруг никого нет, но потом они увидели мужчину, бредущего по общинному лугу, и остановили машину рядом с ним. У него был затрапезный вид типичного деревенского жителя с его непременными аксессуарами: жесткой щеткой усов и трубкой. Чедвику он показался похожим на отставного военного, напомнил полковника, который был у них в Бирме во время войны.

— Есть тут где перекусить? — спросил Чедвик, опуская стекло.

— Вон там за углом — закусочная, рыба-картошка, — ответил тот. — Должна быть еще открыта. — Он пристально вгляделся в Чедвика. — Я вас знаю?

— Вряд ли, — пожал плечами Чедвик. — Я из полиции Западного Йоркшира.

— Вот как. В нынешние выходные нам бы тут не помешало побольше ваших ребят, вот что я вам скажу, — заметил мужчина. — Кстати говоря, Форбс — вот я кто. Арчи Форбс.

Они обменялись рукопожатиями через окно машины.

— К сожалению, мы не можем одновременно быть везде, мистер Форбс. А что, много нанесли ущерба?

— Один разбил окошко в газетном киоске, когда Тэд ему сказал, что у него вышла вся бумага для папирос. А были такие, что даже спали в садике у миссис Ригли, вот что я вам скажу. До смерти ее перепугали. А вы тут небось из-за той девчонки, которую нашли мертвой в спальнике?

— Новости распространяются быстро.

— Еще бы, в наших-то краях. Это коммунисты. Попомните мое слово. Вот кто за этим делом стоит. Коммунисты.

— Возможно, — согласился Чедвик, делая движение, чтобы поднять стекло.

Форбс не унимался.

— У меня остались кое-какие связи в службах безопасности, если вы понимаете, к чему я клоню, — заявил он, приставив скрюченный палец к носу. — И у меня нет никаких сомнений, как и у других здравомыслящих людей: это не просто разгулявшаяся молодежь, тут все гораздо серьезнее. За всем этим стоят студенческие группы французских и немецких анархистов, вот что я вам скажу, а за ними стоят коммунисты. Нужно ли мне называть их вслух, сэр? Русские. — Он выпустил облачко дыма из трубки. — Сдается мне, что некоторые очень нечистоплотные личности управляют событиями из-за кулис, дергают за ниточки, и главным образом это нечистоплотные иностранцы, вот что я вам скажу, и их цель — сместить демократические правительства повсюду. Наркотики — лишь часть их общего плана. Мы живем в страшное время, мистер Чедвик.

— Да, — ответил Чедвик. — Что ж, большое вам спасибо, мистер Форбс. Отправимся за рыбой с картошкой. — Закрывая окно, он подал Брэдли знак отъезжать; Форбс глядел им вслед. По пути они с Брэдли посмеялись над деревенским жителем, хотя Чедвик решил, что в его словах о заграничных студентах, сеющих недовольство, что-то, возможно, и есть. Они отыскали закусочную, купили еды и снова уселись в машину, чтобы перекусить.

Доев, Чедвик скомкал газету, вышел, извинившись, и кинул ее в урну. Затем зашел в телефонную будку рядом с закусочной и позвонил домой. Джанет ответила на третьем гудке.

— Привет, дорогой, — сказала она. — Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего, — отозвался Чедвик. — Я насчет Ивонны. Как она там?

— Кажется, опять все нормально.

— Она что-нибудь рассказывала о сегодняшней ночи?

— Нет. Мы не разговаривали. Ушла в школу в обычное время, перед уходом чмокнула меня в щеку. Слушай, милый, может быть, пока оставим все как есть?

— Если она с кем-то спит, я хочу знать с кем.

— И какой тебе от этого прок? Что ты сделаешь, если узнаешь? Пойдешь и изобьешь его? Или арестуешь? Будь благоразумным, Стэн. Она сама нам расскажет, когда придет время.