Растерзанное сердце

Вступив в холодный и продуваемый сквозняком коридор, Бэнкс словно попал в один из жутких особняков из старых фильмов Роджера Кормена по рассказам Эдгара По — «Дом Эшеров» или что-нибудь в этом роде. Стены длинного прохода были обшиты панелями, по каждой стороне шли двери, и на стенах были заметны прямоугольники, где когда-то явно висели картины. Бэнкс попробовал открыть несколько дверей и обнаружил, что все они ведут в пустые комнаты, находящиеся в разной степени запустения. Во многих местах отвалились куски потолка, все было подернуто слоем пыли от осыпающейся штукатурки, и Бэнкс, проходя, поднимал целые тучи, кашлял, во рту у него пересохло.

В конце коридора пыльная, изъеденная молью портьера прикрывала створчатые стеклянные двери. Бэнкс повертел ключом и отпер их. Он вышел на широкий пустой балкон и прислонился к прохладному камню балюстрады, чтобы насладиться видом. Внизу располагался облицованный гранитом и мрамором бассейн, его темное дно заросло травой и мхом и было засыпано мусором. На склоне долины, внизу, по берегам реки Свейн стояли красные, бурые и желтые деревья. На глазах у Бэнкса несколько листьев сорвались и закружились на ветру. На противоположной стороне долины паслись овцы — белые точки на зеленом поле среди возвышающихся там и сям каменных стен, сложенных всухую. Тучи были такие низкие, что, казалось, задевали выступы известняка, тянущиеся вдоль гребня холма, окутывали туманом вересковые пустоши, начинавшиеся выше.

Обхватив себя руками, чтобы согреться в этой осенней промозглости, Бэнкс вернулся в здание и спустился по лестнице на нижний этаж. Он попал в комнату, похожую на пещеру, и решил, что здесь, видимо, когда-то располагалась звукозаписывающая студия. Значит, вот где «Мэд Хэттерс» сделали свой второй альбом, ставший настоящим прорывом после беспрерывных разочарований зимы шестьдесят девятого-семидесятого, и потом, в последующие годы, — еще несколько альбомов. Разумеется, никакого оборудования здесь не осталось, однако еще валялись обрывки проводов, сломанная барабанная палочка и что-то похожее на гитарную струну. Как Бэнкс ни старался, он не смог уловить отголоски звуков и музыкальных фраз далекого прошлого.

Он отпер двери и вышел к краю бассейна. Задний двор был засыпан битым стеклом, а на дне бассейна, там, где оно шло под уклон, скопились бутылки и банки из-под напитков. Бэнкс понял, что имела в виду агент по недвижимости: очевидно, местные ребята не раз перелезали через стену и здесь оттягивались. Возможно, они приходили сюда почтить память Робина Мёрчента — точно так же, как молодежь собирается у могилы Джима Моррисона на парижском кладбище Пер-Лашез. Впрочем, это вряд ли, усомнился Бэнкс. Ему показалось, что за спиной, в заброшенной студии, раздался какой-то звук — он обернулся и успел заметить мышь, шныряющую в пыли.

Бэнкс попытался представить себе ту ночную сцену, тридцать пять лет назад. Наверное, играла музыка, и вокруг бассейна все было залито светом. Благовония. Разумеется — наркотики. И спиртное. В начале семидесятых выпивка опять стала входить в моду среди молодого поколения. Вероятно, здесь были и девушки, полуодетые или почти раздетые; все смеялись, танцевали, занимались сексом. А когда все угомонились, Робин Мёрчент… Да, что же произошло? Бэнкс пока этого не знал. Кев Темплтон все еще сидел в подвале полицейского управления, листая архивы.

Порыв ветра с шумом ударил в раскрытую дверь, и Бэнкс вернулся в дом. Здесь не было ничего, кроме призраков, и ему никто не мог помочь. Лорд Джессоп умер от СПИДа, бедняга, а Робин Мёрчент утонул в этом вот бассейне. Однако кое-кто из «Мэд Хэттерс» был очень даже жив, и где-то поблизости обитал Вик Гривз. Если бы только он заговорил. Если бы только он смог заговорить. Бэнкс точно не знал официального диагноза; все утверждали, что он принял слишком много кислоты и улетел за край. Что ж, скоро он это выяснит, для этого нужно лишь немного умения и чуть-чуть везения.

17 сентября 1969 года, среда

Чедвик давно не ходил по Портобелло-роуд. Собственно говоря, с войны, когда он был здесь в увольнении между боевыми заданиями. Он был уверен, что тогда эта улица была более узкой. Возле домов стояли мешки с песком, на окнах — черные шторы затемнения. Пустые витрины магазинов, кучи мусора на месте падения бомб, запах пепла, разбитый газопровод и разорванные канализационные трубы. Теперь же самый серьезный беспорядок создавало строительство новой трассы над эстакадой Вествэй; сейчас стройку почти завершили, и пахло тут в основном экзотическими пряностями, навеявшими Чедвику воспоминания о службе в Индии и Бирме.