Растяпа. Бетонпрофит

Когда мы расстались, почувствовал облегчение.

Евгений Михайлович откликнулся на звонок в калитку. Пропуская меня во двор, критически оглядел:

– Отработал? У тебя бодрый вид.

– Это единственный результат.

– Но у тебя же оплата почасовая?

– Скорее – поденная.

– А мне Ниночка звонила. Сказала: «Сегодня не приезжай». У неё вечером процедуры.

Я выставил бутылку на стол:

– Тогда можем причаститься.

Евгений Михайлович убрал пельмени в холодильник.

И как только я опустился на стул у стола обеденного на кухне, где Михалыч готовил ужин, нахлынула усталость. Блин, как будто из шахты поднялся, отработав наряд – вот что значит задымленный воздух и городская суета! Просто мука мученическая.

Хозяин что-то помешивая в кастрюле на газовой плите, вел неспешное общение. Вопросам не было конца. Я уперся лопатками в спинку стула и отвечал, стараясь припомнить все детали обсуждаемой темы.

Наконец, он рассмеялся:

– А знаешь, что мне нравится в твоей новой работе?

– Что? – устало спросил.

– Привезут-отвезут, подскажут-расскажут – думать не надо…

Да я и не собирался думать или переживать о работе. Душ и сон – вот чего я сейчас хочу. Но у Чертиных ванны нет – есть замечательная баня, которую надо топить…

Мы поужинали вдвоем, понемножку выпили для аппетита. Однако, хорошо в городе жить – простая комнатная антенна выдает кучу каналов. Мы скучали у телевизора. Я, задремав, услышал Михалыча:

– Ты ложись, на меня не смотри – все равно буду Диму ждать.

Я выпрямился на диване и заморгал. Неужто уснул? И долго спал? Потер глаза. За окном темно. М-да… Что-то припозднился наш студент – младший внук Чертиных, один из Пашиных сыновей. Давно ли с Евгеньевичем были такими же? Парнями проворными гуляли ночью по Шершням. А теперь Павла нет. Совсем поседел Михалыч: нелегкое это дело – схоронить единственного сына. Когда-нибудь и наш час пробьет – жизнь не вечна и течет, укорачиваясь с каждым днем…

У Чертиных теперь, в перестроенном доме, не считая прихожей и кухни, четыре комнаты. Евгений Михайлович определил меня на ночлег в дальнюю от телевизора – в ту самую спальню, где мы с Пашей долгую зиму, весну и осень делили одну кровать на двоих. Я устроился на ней поудобней и закрыл глаза, снова осознав, насколько же я устал, практически ничего не сделав. Мыслящие лемминги – вот мы кто…

Утром увидел внука Диму. Нет, конечно мы и раньше встречались, но не в таком состоянии – тогда он был еще ребенком, а теперь стал студентом и дылдой в отца. Стоял у газовой плиты и помешивал ложкой в кастрюле кипящие пельмени.

Евгений Михайлович ворчал:

– Ну, сколько можно? Они же разварятся и превратятся в кашу – тесто с мясом.

Дима, крепко пожав мою длань, отвечал:

– Сколько написано на пакете, столько и надо кипятить.

– Что – все десять минут?

– Так точно, дед!

После пельменей, кстати, не разварившихся, попили зеленого чая.

– Ну, я в институт, – отчалил Дима.

– А я буду ждать машину, – взглянул на Михалыча с надеждой, что он не выгонит меня прежде, чем за мною заедут.

Хозяин, моя посуду:

– Ну, а я тебя провожу и в лесочек схожу – прогуляюсь, ноги поразомну. Неохота торчать в доме, когда на дворе такая славная погода.

Сдал Евгений Михайлович – подумал я – больше стал отдыхать. Раньше без работы никак не мог.

Вслух согласился:

– Хорошая мысль. Может, грибы еще не прошли – морозов-то не было. А позавчера у нас гроза была. Что творится с природой?

Управившись с посудой, Михалыч заскучал – раз-другой, глянул в окно, любуясь обихоженным садом. Я предложил:

– Времени-то еще восьми нет, а господа бизнесмены любят досыта спать. Лес ведь у вас начинается в конце улицы – пойдем погуляем вместе, грибов пошукаем… Думаю, раньше десяти за мной не заедут. А приедут – позвонят… к лесу подскочат, не много и потеряют.

Михалыч кивнул и молча стал собираться. Вышли во двор, и тут он отпустил собаку с цепи. Даетижтвоюмать! – я напрягся. Но огромный пес мельком, пробегая, обнюхал меня – а вчера и рычал, и гавкал, и рвался с цепи, подлюга! – заскулил от нетерпения, царапая калитку лапой. Когда открылась, так рванул на улицу – держись, прохожий народ!

– Никого не порвет? – усомнился я в благонадежности пса.

– Он знает свою работу, – раздумчиво сказал Михалыч, запирая калитку на ключ. – На цепи – дом сторожить. На свободе – меня охранять.

– Ну, а если сосед руку подаст?

– Соседа не тронет. А незнакомого запросто.

– Не боишься сесть за него?

– Когда-нибудь надо, – усмехнулся Михалыч грустным мыслям и разговорам.

Лес располагался в конце улицы, за высокой насыпью железнодорожной одноколейки. Мы здесь с Пашкой пацанами частенько играли, а иногда грибы собирали с Ниной Алексеевной.

Легкий ветерок гладил лицо, неся запах прелой листвы и сосновой хвои от огромных деревьев, окаймляющих березовый колок. И грибы здесь встречаются в широкой палитре – от груздей и обабков до сопливых маслят.

Сейчас остро чувствуется смена времени года! Листва опадает, иголки хвои наливаются густотой зелени, жухнет и поникает к земле трава – все ожидает прихода зимы. Не слышно гомона насекомых…