Растяпа. Три напрасных года

Вот в чём уж очень сильно я преуспел, так это в ППСС (правила предупреждения столкновения судов). Точнее, в части световой сигнализации, обеспечивающей безопасное плавание в ночную пору. У нас был стенд, на котором загорались различные конфигурации цветных огоньков – белых, красных, зелёных. И по ним следовало определить, что за судно перед тобой. Например: три зелёных вертикально, три белых треугольником вершиной вверх – пограничный корабль левым бортом. Или два белых вертикально, два красных с наклонов вправо и зелёный слева – сухогруз с бочками ГСМ, идёт прямо. Ничего сложного – в две минуты любого обучу. Три белых огня – габаритные – топовый, баковый, ютовый. Топовый – это на мачте, на самом верху. Баковый и ютовый – на носу и корме корабля. Если видишь все три огня сразу, кораблик в профиль. В анфас – обязательно топовый и какой-нибудь из крайних. На ходу зажигаются бортовые – красный и зелёный. Два зелёных вертикально – пограничник на ходу. Один красный на мачте – взрывоопасный груз в трюме. Два – танкер, соответственно. Всё. Не надо больше ничего знать и выдумывать. Включай пространственное воображение и выдавай ответы на стендовые вопросы. На соревнованиях стал я чемпионом роты по этому самому делу и очень возгордился. Ответствовал на все просьбы о помощи – раз природой не дано, надо ли напрягаться?

Ну, что ещё рассказать? О БЖ? БЖ – борьба за живучесть корабля. Живучесть – способность корабля оставаться на плаву и выполнять боевую задачу, получив кучу пробоин. Тренажёр – точная копия трюма корабля. Только не повезло ему – оба борта в дырках от пуль и осколков снарядов. Одна такая – мама дорогая! – голова пролезет. Её чопиком не забьёшь – пластырь накладываешь с подпоркой. Переборки тоже надо струбциной подпереть – могут схлопнуться.

Короче, спустили, объяснили, показали и приказали. Сначала насухо всё сделали. Водой даванули – потекла наша работа. Потом под давлением воды все пробоины заделывали. Потом к всеобщей суматохе сирену добавили. Потом мигающий красный цвет. Потом кромешная темнота. Тренировки, тренировки, тренировки….

Расскажу, забегая вперёд, об экзамене. Построили наш расчёт (8 курсантов) в этом самом трюме. Каплей (капитан-лейтенант) из экзаменационной комиссии прошёлся, всем по сигарете в зубы дал. Кто-то:

– Разрешите закурить?

– Разрешаю.

Да как закуришь – стоим в робах без тельников и гюйсов: через минуту будем мокрые, как черти. И спички, и сигареты и сменная амуниция – наверху. А я думаю, зачем он сигареты нам в рот сунул – нет, неспроста. Говорю:

– Сигареты, парни, не выплёвывайте.

– А куда их?

– Под язык засунь.

Я так и сделал. Да пусть себе горько – жуют же табак аборигены.

Только скрылись в подволоке (потолке) каплеевы штиблеты, брякнул люк – началось! Свет погас. Аварийный замигал. Погас, проклятый! По ушам сирена проехалась, в грудь – вода. Сорвались, бросились борта латать. Напор с ног валит. Избыточное давление – одна атмосфера. Утопли, значит, на 10 метров. За минуту не управимся – сила напора удвоится. На двадцати метрах погружения (условного, конечно) выключаются сирена, аварийка, включается нормальный свет. В заштопанные дыры сочится вода, давление за бортом – три атмосферы.

Открывается люк, в наше чумное пространство просовывается каплеева голова – осторожненько, чтобы формочку не замочить. Видит – всё нормально – спускается. Мы строимся. Он проходит с экзаменационной ведомостью.

– Фамилия? Сигарета ваша где?

Я выплюнул коричневое месиво на ладонь.

– Молодец. Отлично. Ваша? А фамилия? Хорошо.

Не правда ли, интересный подход к оценке индивидуальных действий расчёта.

Ну, это я много вперёд забежал – аж на выпускные экзамены. До них нас лудили и лудили.

Да-а, служили. Но мы были живыми людьми, и с нами случались различные истории. Расскажу пару штук.

День к отбою катился. У нас личное время. Захар из своего (второго) кубрика прибегает.

– Хотите на «шурупа» взглянуть?

Эка невидаль! Но идём. Сидит паренёк в морской робе и к солдатской шинели пришивает погоны. По щекам слёзы бегут. Никто не смеётся – посмотрели и прочь. Рассказали потом старшины. Пацан из свердловского института в морчасти призвался, а папашка – генерал в Генеральном штабе. Как узнал, ногами затопал – а подать сюда сукина сына! Учиться отправлял – а он вон куда устроился. Короче, от службы отмылить не удалось, а вот от трёх лет – да: в Москву, в советскую армию служить отправили. Был бы парень на гражданке, упал на спинку, ножками посучил, мамашке поплакался, и отстал бы грозный родитель. А тут – на-ка, выкуси. Тут, брат, дисциплина. Приказали – и шей погоны к солдатской шинели, а потом – шагом марш в Москву. Эх, жизнь наша! Даже не знаешь – завидовать или сочувствовать пареньку. Я – сочувствовал.