Растопи мой Лед

Я слушала папу и не могла поверить в происходящее. Нет, я всегда умело оказывалась не там, где нужно. Это был мой конек, моя супер — сила, если хотите. Но чтобы так! Такое было впервые.

— Я с первых дней понял, что моя работа в СтройКорп, это ошибка, — папа отхлебнул чай и начал рассказывать. Ему было тяжело говорить, но он не струсил. — Маслаков позвонил мне сам, на следующий день после увольнения и был слишком настойчив, когда расписывал мне все преимущества работы на него. А я был обижен, что даже не задумывался, что все это очень странно. Тем более сами понимаете, что остаться без работы, имея взрослую дочь, я не мог себе позволить.

— Пап, ну что ты такое говоришь! Я бы все поняла, если бы ты поделился со мной, — мне было крайне неловко, то папа так меня опекает. Перед Максимом неудобно. В его присутствии я хотела выглядеть взрослой и независимой.

— Ну а что? Появятся дети, ты меня поймешь. В тот момент я не мог ни о чем думать, кроме работы, — продолжил папа. Максим и Алексей слушали очень внимательно. Лишь иногда Горелов бросал косые взгляды на меня, а я краснела, как школьница. — Я с головой окунулся в работу и поначалу даже не обратил внимания, что происходит вокруг. Я привык работать на результат, на качество, на заказчика. Но Маслакова не интересовал заказчик. Ему было важно переплюнуть Эверест. Любым способом. И когда я сказал ему о том, что мне не нравится его подход, он откровенно указал мне на мое место. И еще напомнил, что теперь я работаю на него и должен делать то, что скажут. Тогда я впервые задумался о том, что погорячился с выбором места работы.

— Почему не ушли тогда? — Максим с языка снял вопрос. Я даже рта не успела открыть, хотя меня очень интересовало это. — Ведь могли же.

— Не мог. Я при устройстве подписал контракт. Но, к сожалению, не очень внимательно читал, что подписываю. В контракте был прописан испытательный срок — полгода. Если ухожу раньше, то должен оплатить такую неустойку, что мне пришлось бы продать квартиру, чтобы рассчитаться.

— Господи, папа! — я не верила своим ушам. Теперь понятно его состояние, когда он уходил и приходил с ненавистной работы. — Ты же сам меня учил быть всегда внимательной и смотреть, что подписываю!

— Учил! — согласился отец. — Но а сам, видишь, попался. В общем, я решил, что как нибудь да протяну эти шесть месяцев, а пока подыскивал работу. В процессе удавалось отвлечься от грустных мыслей. Хорошо, что моя дочь, — тут он зыркнул на меня с упреком и я уловила сарказм в его голосе, — не давала мне скучать. Да и вы, Максим Владимирович тоже. Когда Маслаков узнал о том, что я помогаю вам, он пришел в бешенство, но мне ничего не сказал. Я узнал случайно. Подслушал его разговор по телефону.

— А у вас это семейное, да? — усмехнулся Максим, и посмотрел на меня. Без осуждения. Скорее с ехидством. Но я готова была провалиться сквозь землю от его прожигающего взгляда.

— Случайно вышло. Я шел подписать документы, но услышав ваше имя, напрягся. С тех пор я стал осторожен и внимателен. И не зря.

— Что значит — не зря? — Максим насторожился, а Алексей, до этого молча наблюдавший за происходящим, тоже оживился.

— А вы не знаете, с кем он говорил? — осторожно уточнил он. — Имя, фамилия? Явки, пароли? Хоть что-то, за что можно зацепиться?

— Нет, ничего подобного. Но говорил он явно с кем-то, кто выше его. Он его если и не боится, то очень уважает. Этот кто-то явно ненавидит вас, Максим Владимирович. Сильно. Уж не знаю, за что, но это явно личное.

— Почему вы так решили? — я заметила, как Максим даже немного растерялся.

— Потому что главная цель этого человека — вас уничтожить. Маслаков несколько раз в разговоре упоминал об этом. «Раздавим», «Уничтожим» — эти слова я слышал очень часто. Так ненавидеть невозможно из-за денег. Думаю, это что-то большее, чем просто жажда наживы.

— Но как вам удавалось столько времени вынюхивать и не быть пойманным? — Алексей как будто не верил отцу. Меня это разозлило, но я сдержалась. Пока.

— Он был слишком поглощен процессом и слишком не воспринимал меня в серьез. В этой фирме я был человеком второго сорта. Тенью. Думаю меня пригласили только чтобы я не вернулся снова в Эверест, — с горечью проговорил папа. И я его понимала. Он очень любил работу. И работать. И ему было важно признание его работы. Как бы ни было, в Эвересте его уважали. Так мне всегда казалось. — Поэтому никто и не обращал на меня внимание.

— Почему не сказали мне ничего? — я заметила, что в Максиме заговорила обида. — Неужели были настолько обижены, что тоже ждали расправы надо мной?

— Это неправда! — я не могла больше слушать, как эти двое обвиняют папу. — Вы совершенно не знаете отца, если думаете так!

— Настя, перестань. Вопрос вполне естественный. Сначала информации было мало, и я хотел убедиться в своих догадках. А потом случилась эта неприятная ситуация между вами и моей дочерью. И я разозлился. Я хотел поговорить с вами, Максим Владимирович. Хотел предложить вам информацию в обмен на то, что вы отстанете от Насти.

— И что вам помешало? — недоверчиво ухмыльнулся Горелов.