Растоптанные цветы зла

Наоборот, подавляющее большинство моих знакомых чрезвычайно напрягаются, вздрагивают и пугливо втягивают голову в плечи, когда кто-нибудь (особенно незнакомый им человек) предлагает сделать для них нечто доброе или просто улыбается чересчур приветливой и открытой улыбкой. И это как раз понятно: у них срабатывает формировавшийся годами условный рефлекс!

Еще бы! Даже маньяки в тех же голливудских триллерах обычно «мочат» проституток, повинуясь исключительно самым лучшим побуждениям – во имя торжества нравственности и т. п. Так что стоит только посмотреть хотя бы несколько фильмов с подобным сюжетом, чтобы навсегда преисполниться ужаса перед всевозможными светлыми чувствами, поступками и улыбками. Думаю, что именно из-за этого тлетворного влияния современного кинематографа большинство людей сегодня испытывают глубочайшее недоверие к делам и намерениям, которые в целом можно было бы охарактеризовать как «добрые». Конечно, это очень условное определение, но иного, более точного, для разнообразных проявлений возвышенных душевных порывов человечество пока еще не придумало. Так что невольно приходится оперировать этим понятием. Хотя лично я стараюсь как можно реже произносить слово «добро». И опять-таки, чтобы просто никого лишний раз не пугать.

В то же время очень многие сегодня, видимо, заметили производимый этим словом эффект и, на мой взгляд, наоборот, излишне им злоупотребляют. Прежде всего это относится к политикам (в том числе и к упомянутым выше депутатам) и к писателям. Те и другие эксплуатируют его просто нещадно, и – нисколько не сомневаюсь – исключительно в целях устрашения, причем совершенно сознательно. А в результате этих сознательных, но, видимо, не до конца продуманных действий большинство современных людей уже не только не доверяют «добру», а начинают его откровенно ненавидеть, причем до такой степени, что чувство ненависти постепенно вытесняет в их душах чувство страха. Я сама уже и забыла, когда добрые поступки окружающих вызывали у меня какие-либо иные чувства, кроме раздражения. Поэтому, когда кто-то пытается сделать мне что-нибудь хорошее – приветливо улыбнуться, услужить и проч., я уже не поеживаюсь от ужаса, как раньше, но зато меня так и подмывает стукнуть этого мудака по башке. Естественно, обычно я сдерживаюсь, но все равно терпеть не могу, когда меня пытаются запугать, да еще столь подлым образом. Не случайно один из отечественных писателей как-то сказал: «Добро должно быть с кулаками!» – проговорился, скорее всего.

Это изречение очень нравилось нашей классной руководительнице Валентине Евграфьевне, плотной упитанной даме с лукавыми карими глазами и огромной бородавкой на носу. Она постоянно повторяла эту фразу, потряхивая своей пухлой, сжатой в довольно-таки внушительный кулак веснушчатой рукой, поросшей редкими рыжими волосиками. Однажды, развивая эту мысль, она даже прочитала целую лекцию на тему: «Нужно быть добрым или же добреньким?». Слово «добренький» она произносила с какими-то особыми юродскими интонациями, и на ее физиономии явственно проступала гримаса отвращения, а вот «добрый» у нее сопровождалось совсем другим выражением лица: суровой честности, открытости и некоторой скорби. Наилучшим примером «добренького», по ее мнению, был старец Лука из пьесы Горького «На дне», однако настоящей доброты в нем не было ни на грамм, в отличие от какого-то там другого героя, который, хотя и резал всю правду-матку в глаза безо всякого сюсюканья, но все же в душе был добрым, потому что побуждал людей к активному действию.