Растревоженный эфир

— Тогда вы почувствуете, что я от вас что-то утаиваю. — Покорны близоруко всмотрелся в Арчера. — Вы начнете верить всему, что говорят обо мне, поскольку не сможете это проверить. Рядом со мной у вас в голове будет стоять большой вопросительный знак. «Покорны, — скажете вы себе, — личность сомнительная. Похоже, ему есть что скрывать». Ладно! — Покорны резко встал, оранжевый халат распахнулся, обнажив пухлую, бледную, безволосую грудь. — Я расскажу вам все. Разницы-то никакой. Я все равно не могу лгать. Я ничего не могу скрыть. Мое лицо — мой собственный детектор лжи. Портативная модель. Мне задают вопрос, я начинаю нервничать, не проходит и минуты, как отвечаю, хотя и знаю, что лучше бы промолчать. Таким уж я создан, и тут ничего не изменишь. Я, как радиостанция, вещаю двадцать четыре часа в сутки. — Он рассмеялся своей шутке и подошел к библиотечному столику, на котором стояла тарелка с виноградом. Предложил виноград Арчеру: — Не желаете? В разгар зимы. Американский образ жизни. Холодильники. Из Аргентины. — Покорны засунул в рот пять или шесть виноградин, зубами оторвав их от грозди, и начал жевать вместе с косточками. — Совершенно безвкусный, — пробубнил он с набитым ртом и вернулся к столу, поставив тарелку с виноградом перед собой. — Я все время ем. Это болезнь. Мне кажется, внутри у меня дыра. Врач говорит, что я слишком толстый. Что артерии пребывают в нерешительности. Не знают, то ли им и дальше работать на меня, то ли подать заявление об уходе. — Покорны вновь хохотнул, запихивая в рот виноградины. — Врач говорится должен похудеть на двадцать пять фунтов, или он снимает с себя всякую ответственность. Я отвечаю, что не хочу нести ответственность за свои артерии, но врач не смеется. Не нравится ему европейский юмор, если речь идет о медицине. Калории, говорит он, убивают, он предсказывает мне инсульт. Я отвечаю, что внутри у меня дыра, но он считает, это у меня нервное. Врач молодой, современный, обычно говорит «психосоматическое». Я уверен, что после моей смерти он попытается сделать вскрытие. Вижу это по его глазам, когда он на меня смотрит. Он уже обеспокоен тем, что ему придется взрезать такой толстый слой жира. Он проведет вскрытие, а потом напишет статью о психосоматических дырах в венских композиторах с высоким кровяным давлением. Видите… я наконец-то понял, что могу с вами разговаривать. Неприятности… они развязывают язык, дают повод для обсуждения. Факты. — Покорны провел языком по зубам, очищая их от виноградных шкурок. — Я обещал вам изложить факты. А вы не обещали ничего. Это типичная для меня сделка. Так говорит моя жена. В отношении меня она не питает никаких иллюзий. Вы сегодня с ней познакомитесь, но, пожалуйста, не принимайте всерьез ее слова. Она разочаровалась в нашем мире… из-за меня. Она думает, что мною пренебрегают, и наносит ответный удар. Ага… вы ерзаете на стуле. Вам надоела моя болтовня. Вы думаете: как долго этот толстяк будет ходить вокруг да около? Когда же он перейдет к делу?

— Говорите, сколько вам угодно. — Арчер чувствовал, что Покорны действительно оттягивает исповедь. — Сегодня я никуда не тороплюсь.

Покорны отодвинул тарелку с виноградом.

— Только не говорите ей, что я ел виноград. Она идет в ногу с наукой, знает все о содержании сахара в крови и холестериновых бляшках на стенках сосудов. Все американцы идут в ногу с наукой. Каждое воскресенье в «Нью-Йорк таймс» печатают такие удивительные статьи. Она звонит врачу по телефону и закладывает меня. Она говорит: «За завтраком он съел два рогалика и четверть фунта сливочного масла». Она говорит, что мне придется искать другую жену, если у меня будет удар и меня парализует. Она старается запугать меня. Чтобы я снова стал молодым и здоровым. Она очень меня любит. Она сидит и слушает, как я играю на рояле. Закрывает глаза и плачет. Слуха у нее никакого, ей медведь на ухо наступил, но она все равно плачет. Из верности. Врач говорит, что секс тоже опасен. Он очень современный, он называет это отношениями. Мол, они вызывают перенапряжение сердца. Нынче все опасно. Есть виноград, спать с женой, писать музыку для радио. В такие уж времена мы живем. Когда я был моложе, нам и в голову не приходило, что еда, любовь или музыка могут привести к фатальному исходу. — Покорны чуть наклонился вперед, теребя полотенце на шее — то развязывая его, то затягивая туже. Говорил он все быстрее, словно мысли спешили скатиться с языка, словно ему не терпелось выговориться человеку, которого до этого вечера он практически не знал, облегчить душу признанием.

Арчер прилагал все силы к тому, чтобы его лицо оставалось бесстрастным. Слушал внимательно, стараясь запомнить каждое слово. Подсознательно не позволял себе заранее прийти к какому-то мнению, не разрешал ни критиковать, ни жалеть Покорны.