Растревоженный эфир

— Надеюсь, ты не обидишься, что бы я ни сказал.

— А раньше я обижался?

— Нет.

— Тогда слушаю тебя.

— Вик, я хочу задать тебе вопрос. Ты не обязан отвечать на него. Я даже сомневаюсь, есть ли у меня право задавать его. И как бы ты ни ответил: «да», «нет», «не твое дело» — это не изменит наших отношений… — Он замялся. — Вик, ты коммунист?

Последовала долгая пауза.

— Что? — наконец нарушил ее Эррес. — Что ты сказал?

— Ты коммунист?

Вновь пауза.

— Позволишь спросить, с чего такое любопытство?

— Разумеется, — кивнул Арчер. — Неделю тому назад О'Нил сказал мне, что Хатт приказал ему уволить тебя из программы, потому что ты коммунист или попутчик. Тебя и еще четверых.

— Кого?

— Матеруэлл, Атласа, Уэллер и Покорны.

Вик хохотнул:

— В хорошенькую я попал компанию. Какие темные личности!

— У нас есть еще неделя, чтобы что-то изменить. Это все, что я получил от Хатта.

— Ты разговаривал с другими?

— Да.

— Веселенькая у тебя выдалась неделя, — опять усмехнулся Вик. — Неудивительно, что в четверг ты был серо-зеленым. Что они тебе сказали?

— Матеруэлл признала, что она коммунистка.

— Жанна Д'Арк, — кивнул Вик. — На коне в норковом манто. — Голос его стал резким, даже злым. — Как насчет остальных?

— Покорны говорит, что состоял в коммунистической партии два месяца, — ответил Арчер. — В Вене. В двадцать втором году.

— Господи! — вырвалось у Вика.

— Я думаю, его собираются депортировать. При въезде в страну он указал в анкете неверные сведения.

— На мою страну это очень похоже, — кивнул Арчер. — Здесь лжи не терпят.

— Атлас мне ничего не сказал. А Элис Уэллер припомнила лишь участие в конференции сторонников борьбы за мир, на которой она собиралась выступить.

— Должно быть, проведенные с ней полчаса дались тебе особенно нелегко. — Вик закурил.

— Удовольствия я не получил.

— Если бы я сказал тебе, Клемент, что я коммунист, как бы ты поступил?

— Не знаю, — честно ответил Арчер. — Не могу определиться. Сегодня говорю себе, что буду бороться за вас, хотя, если по-честному, не представляю, что я могу сделать. Завтра говорю себе, что уйду сам…

Вик улыбнулся. Горьковатый дымок от сигареты мимо Арчера плыл к окну.

— Клемент, ты давно меня знаешь. Что ты думаешь?

— Я не думаю, что ты коммунист.

— Почему?

— Ну… — Арчер улыбнулся, — во-первых, ты не пользуешься их терминологией. Ты не называешь сенаторов-республиканцев чудовищами, фашистами, милитаристами, жаждущими крови. Я не слышал, чтобы ты зачислял Сталина в святые. Ты не невротик, не гонимый, не больной, не бедный. И у меня нет доказательств того, что ты каким-то боком причисляешь себя к одной из этих категорий. И ФБР наверняка проверяло тебя перед зачислением в офицерскую школу. И в последнюю избирательную кампанию ты говорил мне, что еще не знаешь, за кого будешь голосовать, а я не встречал коммуниста, который высказывал бы вслух свои сомнения. И, наконец, особенно после возвращения с войны, ты не живешь… — Арчер поискал нужное слово, — а порхаешь.

Эррес заулыбался.

— Когда я в следующий раз буду устраиваться на работу, обязательно возьму у тебя рекомендательное письмо. — Тут лицо его стало серьезным. Он затушил окурок в пепельнице, встал, подошел к окну, посмотрел на улицу. — Клемент, из-за меня тебе нет нужды уходить с работы. Как бы то ни было… я не коммунист.

Арчер почувствовал, что у него дрожат руки. Он сунул их в карманы.

— Благодарю.

Эррес вновь повернулся к нему:

— Есть еще вопросы, профессор?

— Нет.

— Клемент, может бывший студент дать совет бывшему профессору?

— Слушаю тебя.

— В футболе есть такое понятие… чистый снос. Приходилось слышать?

— Да. — В голосе Арчера слышались нотки недоумения.

— Когда игрок готовится принять мяч и видит, что защитники уже мчатся к нему, чтобы уложить на траву, как только мяч окажется у него, он поднимает руку, давая понять, что, получив мяч, не тронется с места. В этом случае защитникам не разрешается прикасаться к игроку, и схватка проводится в той точке, где игрок ловит мяч.

— Я знаю. — Арчер по-прежнему гадал, куда клонит Вик.

— Это капитуляция, — продолжал Вик, — признание того, что в данном розыгрыше мяча сопротивление бесполезно. Я думаю, ты должен подать сигнал, вводящий в действие правило чистого сноса.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Арчер, хотя уже начал понимать, о чем речь.

— Не старайся бежать, поймав мяч после этого паса. Защитники слишком близко. Тебе крепко достанется. Мне бы не хотелось этого видеть. Что тебя может спасти, так это нейтралитет. Представь себе, что все это случилось сто лет тому назад, и не принимай происходящее близко к сердцу. Симпатизируй обеим сторонам и спокойно окучивай грядки в своем огороде. Если услышишь, что на улице гремят выстрелы, скажи себе, что это, должно быть, лопнуло колесо проезжавшего автомобиля. Если услышишь трезвон охранной сигнализации, скажи себе, что, должно быть, забыл выключить будильник…

— Ты думаешь, я смогу это сделать? — Такая оценка рассердила Арчера.