Попытка сразить противника с помощью своих собственных лучеметов также была обречена на провал. Интенсивность лазерного огня была недостаточной, чтобы пробить небольшие силовые поля, закрывающие истребители, а авиационные пушки и ракеты с компьютерным наведением, не тянули даже на детские игрушки-хлопушки. Только прямое попадание стратегической термоядерной ракеты могло уничтожить подобную машину, но наводимые компьютером световые лучи не подпускали к истребителям предметы, которые были крупнее гаечного болта.
— Собаки, злые собаки! Я с вами еще разберусь! — в отчаянии заорал Валуев.
От крика заложило собственные уши. Но, видимо, вражеский пилот услышал этот вопль. С небрежность грудного ребенка, трясущего погремушкой, он сбил несколько российских машин, причем стэлзаны, явно, издевались, по-садистски растягивая удовольствие. Их лазеры, словно в насмешку, выполняли средневековое «четвертование» — сначала отсекали нос, затем хвост и крылья. Тех, кто успевал катапультироваться, ловили силовым «сачком», видимо, для дальнейших экспериментов. А некоторых летчиков подбрасывали и перекидывали, словно это были теннисные мячики. Стэлзаны как злые дети, любят дурачиться, наслаждаясь муками. Генгир Волк выпустил голограмму со своей смазливой рожей и с ядовитой усмешкой произнес:
— Что разлаялся? Надеешься на быструю смерть?!
Вадим стряхнул прилипшие от пота волосы и с такой яростью надавил на пульт управления реактивным огнем, что треснул пластик, а титановая клавиатура прогнулась. Маршал выдохнул:
— Шакал!
— Отлично! Мартышка учится играть на пианино. Я, Генгир Волк, покажу, как правильно надо играть! — В голосе стэлзана не было злобы, скорее радость школьника разбившего метким выстрелом из рогатки, окно в кабинете директора.
Ужасающая конструкция нырнула под правое крыло и с почти неуловимой скоростью завертелась вокруг маршальского самолета. Никогда еще Вадим не видел такой стремительности, уже не хотелось бороться — руками не удержать торнадо. Оставалось бросить все и бежать, стать молекулой и раствориться в горячем воздухе. Врубив предельную скорость, в пятнадцать раз выше звука, прославленный маршал, прозванный Лисом атмосферы рванул… Куда? Подальше от этих…
Истребители с семицветной эмблемой (флаг Империи стэлзанов) яростно набрасывались на все, что двигалось и дышало. Даже супертяжелые атомные танки и самолеты, подобно бабочкам, сгорали в лазерных каскадных лучах, которые испускали относительно небольшие одноместные или двуместные машины. Устрашающая форма этих крылатых монстров не имела аналогов среди земных хищников. Это было средоточие ужаса, кошмара и шизоидной гиперфобии. Чтобы усилить эффект, стэлзаны включили огромные трехмерные голограммы, тысячекратно увеличивающие размеры истребителей, усиливая страх, и подавляя психику, защитников планеты Земля. Казалось, что по небу ползут такие твари, что придумать подобную мерзость не в силах, ни один режиссер фильма ужасов. Некоторые цветные проекции были квазиматериальны и буквально расшвыривали облака.
Маршал задыхался от перегрузки. Не имеющий, себе равных чудо-истребитель сотрясался от напряжения. Машина дымилась, выжимая предельную скорость. Генгир непросто не отставал, он продолжал нарезать круги, восьмерки и многоугольники вокруг российского самолета, с субсветной скоростью разрезая атмосферу и демонстрируя фантастическое техногенное превосходство. От сильнейшего трения вокруг истребителя Пурпурного Созвездия возникла световая коронка. Вадим зажмурился: огненное кольцо выедало глаза.
— Лучше убей меня, сволочь. Хватит издеваться!
Волк захохотал. Его было настолько отчетливо слышно, словно стэлзан говорил через рупор прямо в ухо.
— Смерть для тебя — это акт милосердия. А милосердие, как говорит величайший из величайших, не должно превышать границ экономической выгоды!
Пламенеющий переливистый пузырь отделился от истребителя. Не смотря на то, что маршал шел на первой космической скорости, его машина сразу влетела в огненный центр, намертво зависнув в невидимой паутине.
Генгир Волк вновь рассмеялся, его довольное лицо адской проекцией расплылось на лобовом стекле. Валуев хотел закрыть глаза, но веки парализовало, хотел плюнуть, но слюна застыла в горле. Теперь он застывшими глазами видел сразу блаженную морду внешне юного счастливого стэлзана и страшную картину тотального разрушения (она была видна во всех подробностях: трехмерные голограммы показывали ее крупным планом в мельчайших деталях). Прозрачный кокон терзал душу, а электрошок и адский огонь жег внутренности. Однако в этот момент маршалу Валуеву стало не до своей боли, потому что не было большего страдания, чем смотреть на ужасающие бесчинства, творимые захватчиками на родной планете.