Почти все эти общества развивались, более-менее медленно, поскольку стремились усвоить пришедшие в жизнь политические, социальные, научные и экономические новшества. Выживание наряду с прогрессом вскоре стали нормой. Все это порождает ряд фундаментальных вопросов. Что же такое социальный прогресс? Кто должен извлекать из него пользу? И какова его цель? В самом деле, есть ли у него вообще конечная цель – утопия? На эти вопросы сложно ответить и сегодня, когда, как оказалось, либеральная социал-демократия и экономический прогресс далеко не являются неизбежным курсом для будущего цивилизации.
Такие вопросы начнут возникать сами по себе, когда мы рассмотрим империи, возникшие в более прогрессивные времена. И, как мы увидим, трудно найти хотя бы предварительный ответ на них. Подобные вопросы продолжают нас беспокоить, пока мы старательно выстраиваем наши империи.
Казалось бы, одно можно утверждать наверняка: Монгольская империя не принесла прогресс в Евразию. Или принесла? Пути истории неисповедимы, ее ошибки свершатся все равно. Нашествие монголов, сопровождавшееся великими разрушениями социальных, политическии культурных границ, рассматривается некоторыми специалистами как «расчистка почвы» или необходимая прелюдия на пути к будущему прогрессу цивилизации. Давайте разберемся, что собой представляла эта «расчистка почвы».
В 1211 г. монголы во главе с Чингисханом передвигались так быстро на запад, словно огонь, прожигающий карту, да и результаты оказались такими же. Они проскакали тысячи километров через Южную Сибирь, через тюркские земли, достигли Хорезмийской империи, население которой насчитывало пять миллионов человек и занимало большую часть Персии и западного Афганистана вплоть до Аральского моря. На его территории располагались исторические города, Самарканд и Бухара, которые разбогатели благодаря торговле по Шелковому пути между Китаем и Европой. Два года спустя эта великая империя пала под натиском Чингисхана.
Каким же образом Чингисхан и его примитивная конная армия достигли всего этого, да еще с такой скоростью? Не было никаких сомнений в эффективности и свирепости его воинов, организованных в тумены – отряды из 10 000 человек, скачущих под своим черным развевающимся знаменем из конского волоса. Но как же Чингисхану удалось привить дисциплину его ярым и независимым всадникам? Как он заставлял их следовать заранее разработанной тактике и командам?
Жизнь китайского военного теоретика Сунь-Цзы, написавшего «Искусство войны» около 500 г. до н. э., дает здесь ключ к разгадке. Сунь-Цзы приказали явиться к князю, который прочитал его книгу и хотел проверить авторскую теорию о том, как управлять солдатами. Может ли теория применяться к женщинам? – Конечно, – ответил Сунь-Цзы. Затем он разделил 180 наложниц вождя на две роты, вооружил их алебардами, и для каждой роты выбрал командующего. Затем он попытался обучить обе группы, давая приказы командующим. Но все молодые женщины просто расхохотались. Тогда Сунь-Цзы объяснил вождю: «если слова приказа не ясны и не вполне понятны, виноват командир. Он приказал обезглавить наложниц – командующих каждой группы, назначив новых. Когда Сунь-Цзы отдал приказы новым лидерам, те передали их своих ротам, и обе группы выполнили их беспрекословно.
Чингисхан, конечно, никогда не читал Сунь-Цзы, но его метод воспитания дисциплины среди своих людей походил на этот[21]
. Во всем остальном Чингисхан мог положиться на быстроту и выносливость своих всадников, готовых придерживаться тактики молниеносной войны. Монголы использовали огонь, чтобы пробить вражеские линии для всадников. Затем они максимально эффективно переходили в наступление, пробивая вражеский отряд, после чего всадники веером выстраивались в тылу, перерезая вражеские линии поставок и вызывая такую панику, что те со всех ног разбегались куда глаза глядят. Связь между отдельными отрядами поддерживалась с помощью флагов. В общем-то монголы изобрели семафор.Долговременный эффект этой тактики можно увидеть в том факте, что немецкий командующий танковых войск времен Второй мировой войны Гейнц Гудериан, мастер блицкрига, вдохновлялся тактикой Чингисхана. Правда безжалостность Чингисхана, с которой он следовал своей тактике, – это совсем другое дело. По словам Джека Уэзерфорда, автора биографии Чингисхана, тот «ставил перед собой простую и всегда одинаковую задачу: запугать противника и заставить его сдаться до того, как начнется настоящая битва». Любого, кто оказывал сопротивление, ожидал самый худший расклад. После взятия Самарканда Чингисхан приказал всем жителем собраться на равнине за городскими стенами. Здесь их всех до одного освежевали, а отрубленные головы сложили в пирамиды.